– Черт, – прошептал он. Как он мог пропустить такое?
Джексон допил чай.
А Сорвин вдруг понял, что голова у него снова заработала. Хватило одного слова, и новые идеи хлынули как из рога изобилия. Причем самые разнообразные.
– Ну я пойду, – промолвил Джексон, вставая, но Сорвин ничего не ответил.
– Неплохо, – выдавил из себя Ламберт, даже не удосужившись придать радости своему голосу.
– Благодарю вас, сэр, – столь же сдержанно ответила Беверли.
Ламберт сухо кивнул и двинулся прочь. Беверли осталась стоять в гулком коридоре, глядя, как он удаляется с папкой под мышкой. В иерархии ее ценностей поздравления Ламберта занимали довольно низкое место и стояли чуть выше ампутации конечностей – в любом другом случае она предпочла бы пройти пару сотен километров по битому стеклу, лишь бы не сталкиваться с этим бездушным негодяем; и тем не менее в этот момент она почему-то испытала удовольствие от его похвалы. Ламберт давно ее ненавидел, и если он счел, что недавнее раскрытие ею дела о кредитных карточках заслуживает одобрения, то у нее были все основания полагать, что она может поставить крест на прошлом и начать продвижение по служебной лестнице.
Она развернулась и легким шагом двинулась в сторону ресторана.
На его месте когда-то была обычная столовая, но потом ее отремонтировали, пол застелили коврами, и ассортимент блюд стал куда более разнообразным, чем сосиски, жареная рыба и котлеты, которые подавались здесь прежде. Отдельный зал с низкими удобными диванами, расставленными вокруг низких кофейных столиков, усиливал впечатление «плюшевого» модернизма, хотя со временем на обивке появились потеки и следы от сигарет, а столешницы густо покрылись граффити.
Беверли опустилась на один из диванов и принялась грызть яблоко, купленное в буфете, однако оно, несмотря на свой привлекательный вид, оказалось ватным и безвкусным. Настроение из-за этого у нее сразу испортилось, и она глубоко вздохнула.
Ты всегда ориентируешься на внешний вид, когда дело касается удовольствий. Может, в этом и заключается твоя главная ошибка?
Она посмотрела на яблоко, лежавшее на столе, и увидела, что его мякоть уже успела покрыться рыжим налетом.
Дерьмо с позолотой.
Стал бы Айзенменгер исключением из этой длинной череды позолоченных ублюдков? Может, да. А может, и нет.
У нее зазвонил мобильник, и она поспешно вытащила его из сумки.
– Да?
– Беверли?
– Кто это?
– Сорвин. Эндрю Сорвин. Мы работали вместе несколько лет тому назад.
Конечно, она его помнила – трудно было забыть человека с такой фамилией. Он был высоким, довольно симпатичным и совершенно неопытным. Пытался ли он ее трахнуть? Ей хотелось думать, что да. К тому же у него были задатки толкового детектива.