Отец Бонифаций отличался тем, что умел спать даже во время ежедневной утренней молитвы, а мессир де Шарве из всех, известных ему, способов лечения, предпочитал кровопускание и установку клистирной трубки с целью промывания желудка.
К счастью, Фьоре пока не приходилось пользоваться услугами ни отца Бонифация, ни мессира де Шарве, поскольку, буквально с каждым часом, она ощущала, как силы возвращаются к ней.
Хотя солнце жарило неимоверно, и на небе не было ни единого облачка, в каюте Фьоры было прохладно.
Матросам приходилось похуже. Каждый раз перед началом вахты они выходили на палубу, раздевались и окатывали друг друга морской водой.
Иногда появлялись летучие рыбы, а иной раз рядом с бушпритом, провожая фрегат, мчалась дельфинья семья.
Однажды Фьоре удалось даже полакомиться мясом дельфина, когда одному из офицеров посчастливилось поймать с бушприта красавца с темно-серой гладкой кожей.
Ощущение какого-то безоблачного блаженства посетило Фьору. Она восхищенно разглядывала раздувающиеся паруса, смотрела на пенистый след корабля, на его высокий бег по высоким волнам, которые двигались вместе с ним.
Над фрегатом раскинулось синее безоблачное небо, повторяющее оттенки моря, которое под форштевнем блестело и отливало, как голубой атлас. И лишь по горизонту протянулись легкие перистые облака, неподвижные, точно серебряная оправа яркого бирюзового свода.
Иногда Фьору охватывало лирическое настроение, и тогда она брала лютню и пела песню о любви:
Дворец вознесся в вышину, где лето
Сияет вечно, мраморные стены
Окружены прохладнейшей листвою
А в ней поют прекраснейшие птицы
В чьих песнях имя прозвучит твое.
И в полдень, скрывшись в зарослях тенистых
Мы будем удивляться: как же может
Земля несчастной быть, когда дарует
Нам небо молодость, любовь и счастье.
Читать мы будем только те из книг
Которые нам о любви расскажут
И посмеемся: до чего же плохо
Мы переводим скудной прозой слова
Прекрасную поэзию сердец
Таких, как наши. А когда на землю
Ночь спустится и ярко вспыхнут звезды
Гадать с тобой мы будем: а какая
Нас приютит в тот миг, когда с любовью
Бессмертие совьется.
В такие минуты Фьора ловила на себе множество безумных взглядов, от которых ей становилось не по себе. Может быть, она все-таки совершила ошибку, согласившись плыть на Крит не с добрейшим сеньором Гвиччардини на «Санта-Маддалене», а здесь, на военном корабле.
Фьора знала, почему старый торговец и банкир решил плыть на «Санта-Маддалене»: сеньор Гвиччардини скрывал от французов, что везет с собой золото.
К слову, французы тоже кое-что утаили, но об этом Фьора узнает гораздо позже.