– Мертвыми, Виньи. Я оставил трех человек мертвыми. – Ахилл старательно изучал лезвие ножа, крепко сжимая его хрупкую ручку. – Честь моего отца требовала этого.
– Конечно, конечно, месье. – Виньи дрожащими пальцами вертел испачканный кровью платок. – Вы – Д'Ажене, герой прошедшей войны, гордый шевалье, которому король пожаловал титул графа, человек почитаемый, чьим желаниям потакают, кому завидуют.
Ахилл смотрел на блестящее после последней заточки острие ножа. Да, это всегда начиналось с зависти или неприязни, но этим не ограничивалось. Зависть росла, превращаясь в слухи, а слухи – в сплетни. Но он сталкивался с подобным. Сын шевалье Д'Ажене, чьи корни тянулись из глубины веков, имел дело с завистью и сплетнями – с помощью своей шпаги.
Его мысли занял образ отца. Златовласый Константин, всегда смеющийся и жизнерадостный, рассказывающий легенды о Тристане, Парцифале, Лоэнгрине, рыцарях, сражавшихся за свою честь и – иногда – за даму. Отец Ахилла умер, когда ему было девять лет, но этот смеющийся образ никогда не умрет, никогда не покинет его.
До сих пор, спустя долгие годы, смех отца, казалось, не тускнел, пока та последняя ночь в Париже и последовавшие за ней дни в замке де Жеме не покрыли этот смех печалью. Ахилл постепенно, понемногу, хотя и собирался твердо следовать вере отца, предавал ее.
Ахилл бросил нож и остатки яблока на пол и сказал:
– Воистину окружен завистью.
Виньи сглотнул с облегчением, когда два лакея суетливо поспешили убрать мусор.
– Месье… – начал виконт.
– Вы достаточно бойки в подсчете моих грехов, Виньи, – произнес Ахилл, – но не предлагаете путей их искупления. – Ахилл определенно нуждался в этом и уже знал, в чем можно найти спасение.
В войне. Как это было для его отца и всех Д'Ажене до него. Фактически он уже приготовил все для того, чтобы вернуться в армию. Полковник французской армии в Баварии охотно продал свой офицерский патент, и Ахилл явно убивал время, ожидая, когда прибудет курьер и доставит документы.
– Скажи мне, сплетник, – попросил Ахилл, глядя, как виконт с трудом сглатывает слюну, – скажи дьяволу, как ему получить прощение за свои грехи.
Виконт открыл рот, но не произнес ни слова.
– Сороке нечего сказать. – Ахилл скрестил ноги. – Интересно. Ты думаешь, что теперь я проклят на все времена?
Мимо неторопливо прошла группа из трех женщин, их широкие юбки раскачивались, а глаза многообещающе поблескивали, но их улыбки превратились в гримаски разочарования, когда Ахилл не остановил их.
– Некоторые могут сказать, что искупление можно найти в женских руках, – задумчиво продолжил Ахилл. – Должен ли я выбрать более безопасный путь, чем война?