Элеонора знала, что должна ответить ему нежным и тихим грудным голосом и взглядом, таящим в себе едва уловимое обещание. «Святой Стефан, вот уж не думала, что мне понадобятся манеры куртизанки!» Она высвободилась, испугавшись, что он почувствует ее смущение, и пригладила выбившуюся прядь. Шаг назад, затем другой. Она сорвала большой лист платана и размяла его, чтобы заглушить запах сандалового дерева.
– Прекрасный урок французского искусства видеть, месье. Проверим, насколько я прилежная ученица? – Она подбоченилась и мелодраматически обвела взглядом долину. – Мужчина сидит на валуне… Нет, мужчина с длинными темными волосами сидит на сером валуне… ммм, нет, по-прежнему слишком просто, нужно что-нибудь в духе «раскосых скул» и «таинственных кошачьих глаз»…
Она замолчала, застигнутая врасплох своею собственной игрой.
Как трудно было описать черноглазого дьявола с прекрасным лицом, наблюдавшего за ней иронично и терпеливо. Это было терпение хищника, подкрадывающегося к своей добыче. Это лицо было слишком хорошо ей знакомо, ее мать рисовала его по памяти тысячи раз, пока оно, если не сам человек, не стало преследовать Элеонору в еженощных кошмарах, мучивших ее с самого детства…
Ее взгляд скользнул за плечо Д'Ажене, вдаль и в прошлое.
– Ночь. Ущербная луна отбрасывает глубокие бархатные тени. Очень высокий человек, надменный, грациозный, сидит на бледно-сером валуне, блестящем в свете луны. Гладкость каменной поверхности, отшлифованной водой, ветрами и временем, контрастирует с резкими чертами его лица. Лица, достойного мраморных статуй греков и барельефов римлян, и драгоценных рубиновых и ляписивых чернил монахов, и резца искусных мастеров по дереву… На протяжении столетий его черты, загадочные и знакомые, постоянно живут в нас, воскрешая образ того, о ком мы молимся, прося у Господа защиты… от него. Это лицо, в котором нет покоя, нет безмятежной невинности, нет…
– Нет терпения, мадам.
Он встал и приблизился к ней. Она выставила руки, пытаясь остановить графа. Он схватил ее за запястья и сделал еще шаг, заставляя ее отступить. Она попятилась и наконец, уперлась спиной в растущее поблизости дерево.
– Ваше воображение видит больше, чем ваши глаза, мадьярка. – Он прижал ее распростертые руки к толстым ветвям. – Вы слишком долго жили в стране, где хлеба, которые вы едите, вскормила пропитанная кровью земля, а вода в периоды войны окрашивается в красный цвет.
Элеонора попыталась вырваться, но он держал ее крепко.
– Значит, я неважная ученица, Д'Ажене. Вы просили меня сказать, что я вижу. – Ее дыхание было тяжелым. Ее вздымающаяся грудь упиралась в него. – Вот я и сказала.