Джуди засмеялась. Она хотела возразить, но Эмили с воодушевлением продолжала:
– Ну, да! Представьте! Это вас прозвали «прекрасной канатчицей»,[5] это ваш дом стал настоящим литературным салоном, это вам посвящали стихи ваши гости – лучшие поэты Франции… И – послушайте! – разве это не вы написали? – Эмили подняла книгу, загородившись ею от Джуди, и прочла тихо и торжественно:
Смотри, ведь все живое умирает,
Коль связь души и тела разорвать:
Я только плоть, ты – суть и благодать.
О, где теперь душа моя витает?
[6]Джуди слушала, затаив дыхание, а потом проговорила:
– Да… Сейчас мне действительно кажется, что я сама написала эти стихи.
– Они в вашем духе, – заметила Эмили.
– Но я говорила все-таки не о каком-то конкретном времени. Да, сейчас я во Франции… Но, помните, я рассказывала о нашей давней поездке? Там, в Чарльстоне, я ощущала себя…
– Скарлетт? Джуди улыбнулась:
– Может быть, но не обязательно. Просто я была оттуда… Иногда что-то происходит, и я перестаю быть собой, обретаю новую судьбу, влезаю в иную кожу. Фантастическое ощущение! Это случается и при чтении хорошей книги. Я не отождествляю себя с каким-то героем, но я живу там, с ними, и это уже не совсем я… А потом я словно просыпаюсь и возвращаюсь к себе настоящей…
Так шли дни. Эмили выбрала долгий путь постепенного восстановления душевного спокойствия своей «подопечной», другой возможности помочь ей она не видела. Разговоров, способных причинить Джуди боль, Эмили не заводила, даже имя Норы перестало произноситься в доме. И как будто мир и покой царил в отношениях и в душах… Между тем, Эмили каждый раз с болью во взгляде провожала удаляющуюся, скрывающуюся за дверью своей комнаты фигурку Джуди. Чем пропитан воздух этой комнаты? Какие мысли и воспоминания витают под ее потолком? Эмили постоянно оглядывалась назад, смотрела, словно через лупу, на свое прошлое, разглядывала себя – ту… Этот образ проецировался на Джуди, они превращались в одно целое, и тогда Эмили становилось страшно… Каждый день, попрощавшись с Джуди, она возвращалась на тридцать лет назад, но теперь это уже не было переживанием своей судьбы, бессмысленным просмотром причиняющей боль пьесы. Теперь это был учебный видеофильм, который ей хотелось показать Джуди, чтобы убедить в пагубности страсти, чтобы удержать на краю и спасти…
Но все же Эмили ошибалась в своих худших предположениях и опасениях. Она отождествляла Джуди с собой, какой была тридцать с лишним лет назад, а между тем, Джуди была не столь уж похожа на нее. Вернее, она была более похожа на Эмили нынешнюю, чем на Эмили сорокалетнюю. Та сила и та любовь к жизни, что пришли к Эмили с годами, уже были в натуре Джуди. Задавленные страстью, эти качества все же не исчезли, и встреча с Эмили, общение с нею, постепенно возродили их. Да, последние события почти сломали Джуди, но проделанная душевная работа вовсе не была перечеркнута, как предполагала Эмили. И обрести себя теперь было значительно легче. Джуди пыталась увлечься тем, что могло бы заслонить ее личные проблемы, и работа стала для нее спасательным кругом.