Господин де Роскоф снял шляпу и преклонил колено. То же сделали Ларошжаклен, Ан Анку и Лекур. Недоумевая, подруги переглянулись и также опустились на колени. Сколь странно было сие под открытым небом, на продуваемой ветрами пустоши, пред цветком лилеи!
— Te Deum laudamus; te Dominum confitemur, — запел господин де Роскоф.
— Te aeternum Patrem omnis terra veneratur, — отозвались трое молодых мужчин.
— Tibi omnes Angeli, tibi Caeli, Exaudi, et universae Potestates!
— Tibi Cherubim et Seraphim incessabili voce proclamant: Sanctus, Sanctus, Sanctus, Dominus Deus Sabaoth!
— Pleni sunt caeli et terra majestate gloriae tuae! — голос господина де Роскофа казался сильным и молодым.
— Te gloriosus Apostolorum chorus
Te Prophetarum laudabilis numerus!
— подхватил на сей раз один Ан Анку, едва господин де Роскоф смолк.
— Te Martirum candidatus laudat exercitus, — отвечали Лекур и Ларошжаклен.
— Te per orbem terrarum sancta confitetur Ecclesia, — воззвал господин де Роскоф.
— Patrem immensae majestatis, — отозвались шуаны.
— Venerandum tuum verum et unicum Filium,
— Sanctum quque Paraclitum Spiritum.
— Tu Rex gloriae, Christe.
— Tu, Patris sempiternus es Filius.
По плоской пустоши голоса неслись недалёко, однако ж величественным и прекрасным показался Елене древний гимн, которому внимали, не иначе, только камни-валуны. Да еще разве что самый цветок, которому сей отчего-то пелся.
На третьей дюжине Нелли остановилась считать цветы. Путники шли цветочным путем долго, часа четыре. В одном месте они свернули с пустошей на дорогу, окруженную дроком и вереском. Ей подумалось, что уж теперь цветы перестанут встречать их, и сделалось жаль. Однако ж еще один цветок пробивался прямо на безжизненной, утоптанной в камень колее. Это уж и вовсе было непостижно уму.
Местность переменилась, стала добрей к человеку. Артишоковые поля сменились по обеим сторонам дороги яблоневым садом. Благоговейное настроение спутников отчасти передалось и подругам. Теперь шли молча.
Цветы опережали их, прорастая на жесткой безводной земле. Перед раздвоенной корявой яблоней Ан Анку, спешивший первым, поднялся с дороги в сад. Вскоре выяснилось, что и крины поднялись тоже.
Еще одна пустошь — а за нею первые буковые деревца надвигающегося леса. Вскоре Нелли порадовалась за лилеи — все ж таки веселей, поди, расти средь густого мха и развесистого папоротника. Буки, но уж не молодые, как в подлеске, а могучие и толстоствольные, чередовались с дубами, и те, и другие были обвешаны яркими шарами омелы, окружены упругим орешником. Ох, достанется теперь подолу, кабы в клочья не пошел!