— Уж не тревожишься ль ты, молодая дама Роскоф, что нас по цветам безбожники догонят? — улыбнулся ей Ан Анку.
— Послушай, Призрак Смерти, — возмутилась Нелли, — с меня с детских годов двух чтиц мыслей выше крыши довольно. То та заглянет, то эта. Я скоро решу, что у меня лоб стеклянный.
— Лоб у тебя костяной, — засмеялся Ан Анку, но засмеялся негромко, чтоб не мешать молящимся. — Только мудрено не смекнуть, коли ты, глядючи на крины, нахмурилась, а потом стала голову поворачивать туда, откуда мы пришли… Но не тревожься напрасно: есть такие буквы, коих синие читать не умеют. Они вить почти все — горожане.
— И что с того?
— Да они не задумаются, даже если и глянут под ноги, какому цветку время цвести! Уж не говоря о том, где для чего земля подходящая!
Возразить было нечего, Нелли подавилась смехом, побоявшись дать себе волю: теперь бросалось в глаза, что чудо лилей для прибывших еще внове. На их лица словно опрокинулся сияющий небосвод: не разберешь, были они в большей мере щасливы либо ошеломлены до испуги.
— Э, да никак мадемуазель Туанетта со своей командой, — тихо сказал Ан Анку.
Из лесу вышел, видимо, арьегард: только очень уж он был странен. Шестеро детей-подростков со слишком тяжелыми для них ружьями сперва показались Елене мальчиками. Да и мудрено им было таковыми не показаться, когда они были одеты в крестьянское мужское платье, к тому ж, на отличку от юной мадемуазель де Лескюр, они обнажили головы перед мощами. Но когда шесть шляп с белыми кокардами слетели с голов, под ними оказались девичьи головки — одна другой краше и нежней. Старшей не было и тринадцати годов, меньшей — в лучшем случае одиннадцать.
— Девы-амазонки, не рано ль им воевать? — улыбнулась Елена. Дети, скорей всего, лазутчики — легкие на ногу, незаметные. Ружья им нужны разве что сигнал подать. — Гляжу я, все они по одной моде.
— Сие не мода, — спокойно ответил Ан Анку. — То есть для мадемуазель Туанетты в чем-то и капризная блажь, она вить дворянка, к тому ж всегда была та еще егоза. Помню, еще махонькой одевалась как мальчонка, чтоб старшие братья брали ее на соколиную охоту. А это все — крестьянские дети. Крестьянская девчонка в жизнь не наденет мужского наряда ради удобства, ей это срам. Никогда не решиться она на господской машкерад, Бога побоится!
— По-моему я как раз вижу перед глазами крестьянских, по твоим же словам, девочек, и как раз в мужских нарядах.
— Это мальчики, Элен, — произнес, подходя, де Ларошжаклен, верно слышавший часть их разговора. — Сравненье с амазонками никак не годится.