— Не могу теперь, — сквозь зубы проговорила Нелли. — Лучше меньше сейчас вспоминать, ужо после погорюю. Мне сейчас Романа надобно найти да отобрать у них, у синих.
— Роман, твой сын?
— Платон мой сын, дома остался, ну не дома, неважно. А Роман брат, девять годов ему о прошлой неделе сравнялось, уж ты не застала.
— Девять годов? Так вот она, тень двойная на луне! Я-то в толк взять не могла все годы! — Катя покрутила головою по плечам. — Ох, задеревенела вся, мочи нет!
Параша еле слышно застонала.
— Ну, Бог троицу любит, — довольно заметила Мадлон. — Есть у меня славное винцо, пополам с водицей напьетесь, вовсе ладно будет. Слышишь, златовласая моя, все ладно с твоей подружкой! А ты, Кандилехо, чай, вовсе отошла?
— Ты знаешь ее цыганское имя? — Да, в первый раз Нелли не показалось, женщина вправду обращалась к Кате по-свойски.
— А сама я кто, по-твоему, златовласая?
На цыганку женщина ну никак не походила: серый чепец, серый передник, все самого грубого полотна, темное платье винного цвету, ни ленточки, ни колечка. Не непременно надобно цыганке быть в цыганском наряде, да только та же Катя, еще почитая себя крестьянкою, страх как любила все красное. К яркому любовь у цыган в крови.
— Цыганку и единственный цветочек выдаст, — усмехнулась Мадлон, верно поняв изучающий взгляд Елены. — Не веришь? Глянь!
Из почерневшей глиняной вазы, украшавшей каминную доску, женщина вытянула желтый цветок. Что за цветок, Бог весть, верно местный, вовсе невзрачный. Мадлон поднесла цветочек к своему унылому воротнику-стоечке… И невзрачное лицо ее вмиг переменилось от соседства с невзрачным растеньем. Словно вдвое выросли ресницы, брови дрогнули, будто изготовившиеся к полету крылья, желтые искорки засверкали в черноте глаз, словно кувшинки в омуте, темные губы капризно изогнулись…
— Нещасные мы женщины, цыганки, без украшений никак нам нельзя, — Мадлон засмеялась, а вослед за ней и Катя.
— Вот уж верно, в строгом наряде в тебе цыганки не признать, — согласилась Нелли. — Только из чего иметь столь безобидный секрет?
— Кабы я знала о том раньше, так не осталась бы одна сейчас, — Катя сделалась сумрачна. — Я здесь была три дни тому, а люди мои остановились в трактире. Пятеро молодцов со мною было, каждый на все руки. А к утру ни один не пришел. Патруль синий проходил, увидали, что цыганы сидят себе вино попивают, тут уж и перестреляли всех, прямо на заднем дворе.
— Но отчего… — Сердце Нелли упало: пять человек через нее погибли. — Дворян они убивают, а цыганы при чем?
— Не знаю, — Катя стиснула зубы.