С губ Дессы сорвался радостный возглас, и слезы хлынули с новой силой – но это были уже другие слезы; так плачет приговоренный к смертной казни, получивший помилование на ступенях эшафота.
– Да, да, да, Бен! – бормотала она, всхлипывая и крепко обнимая его. – Останься, пожалуйста! Хоть ненадолго! Тебе там понравится, я знаю. А какой у нас будет дом, Бен! Ты полюбишь его. Он большой, светлый, и стоит вдали от города. Там огромные луга, деревья, лошади, прямо как в Монтане. Ох, Бен, ты только подумай, ведь мы сможем быть вместе! Вместе, Бен!
Рука Бена ласково гладила ее по спине. Он сказал правду. Он сделает для нее все. Все!
– Ты правда останешься? – снова всхлипнула Десса, все еще не веря своему счастью.
– Я люблю тебя, – просто ответил он.
Бен от души надеялся, что эта любовь поможет ему смириться с новой жизнью. Ему, конечно, придется измениться, но ставки были слишком высоки. Видеть ее рядом каждое утро, смотреть в зеленые омуты ее глаз, любить ее, не думать ни о ком, кроме нее… Разве это не счастье?
Эндрю Дрюхарта Бен невзлюбил с первого взгляда. Впрочем, если было бы иначе, он бы сильно удивился. Что же подумал Эндрю о нем, его совершенно не волновало.
После того как Десса представила их друг другу, оба вели себя так, будто этого и не было вовсе. В тех редких случаях, когда Эндрю давал себе труд заметить присутствие Бена, он общался с ним с ледяной светской любезностью, граничившей с издевкой. Бен, как умел, отвечал ему тем же. Его просто начинало колотить, когда он видел, как его соперник обращается с девушкой, словно со своей законной собственностью. Десса когда-то назвала его «старым другом». О нет, здесь попахивало всем чем угодно, кроме дружбы, и Бен понял это сразу.
Ему бы следовало предоставить Дессе самой наладить их отношения, полагаясь на ее опыт и воспитание, но его мужское самолюбие было слишком задето. Ее друзья ожидают, что он, Бен Пул, будет вести себя как дикарь? Напрасно. Он не доставит им такого удовольствия.
– Полагаю, ты поживешь какое-то время в городе, пока все эти ужасные проблемы не будут решены, – то ли спросил, то ли приказал Эндрю, наблюдая за погрузкой багажа в сверкающий черным лаком кабриолет.
Бен никогда еще не видел столь изящного экипажа: ручки дверец и спицы колес сверкали золотом, а элегантные обводы казались выточенными из воздуха.
Взяв девушку под локоток, Дрюхарт повел ее к кабриолету, рассказывая по дороге, каким ужасным ударом явилось для него и всех их знакомых известие об ужасной смерти ее родителей. Бен недоуменно покачал головой. Траурная речь Дрюхарта показалась ему какой-то заученной, по крайней мере в ней не было ни капли искренности, не говоря уже о подлинном сочувствии. Этот пижон говорил лишь то, что, согласно «приличиям», должен был сказать. И это дурацкое словечко «ужасно», которое он вставляет к месту и не к месту… Здесь что, так принято?