Несмотря на усталость и отвратительное настроение, Бен не удержался от улыбки:
– Я, конечно, не ангел, и в жизни мне доводилось делать немало странного, но я никогда еще не крал привидение.
– Ладно, мистер, – рассмеялся конюх, – тогда договорились. Остаетесь?
– Да, и даже готов заплатить. Терпеть не могу гостиниц.
– Отлично вас понимаю, – с чувством кивнул конюх, принимая у Бена несколько монет. – Здесь есть и вода, так что можно сполоснуться, если, конечно, вас не смущает присутствие женщин.
– Женщин? – невольно оглянулся Бен.
– А старушка Эб?
Оба рассмеялись, Бен поблагодарил конюха, и тот ушел.
Раздевшись, Бен с наслаждением вылил на себя два ведра воды, вытерся, устроился на душистом сене и мгновенно уснул.
Ему снилось, что Десса сидит рядом с ним и гладит его по голове. «Я люблю тебя, Бен…» – говорила она. «Я люблю тебя, Десса, и никогда, никогда больше не оставлю», – ответили его губы; он протянул к ней руки, но она вдруг стала удаляться, ее лицо исказилось от страха, а рот открылся в безмолвном крике. Он хотел броситься за ней, но увидел, что стоит на краю глубокого каньона, а она продолжала уплывать все дальше и дальше, заламывая руки, моля о помощи…
– Нет, Десса, нет! – крикнул он и проснулся.
В окна конюшни мягко сочился серый свет холодного осеннего утра, рядом негромко пофыркивала лошадь.
Бен застонал и сел, обхватив голову руками. Он был один. Один на всем белом свете.
Дессе удалось сесть в поезд лишь на следующее утро после отъезда Бена. Всего один день разделял их, но картина за окном вагона разительно изменилась. Осень стремительно вступала в свои права.
На второй день пути, когда состав проходил через бескрайнюю выжженную недавним пожаром равнину, пошел снег. Ветер носил белоснежные хлопья над угольно-черной землей, и аромат морозной свежести смешивался с уже приглушенным, но все еще тяжелым запахом гари.
На третий день снег внезапно прекратился, и взору девушки открылись горы, голубовато-розовые вершины которых окружали пелерины серых облаков. Охваченная радостным возбуждением, она с трудом сдерживала себя от того, чтобы вскочить, распахнуть окно и громко крикнуть: «Я еду, Бен! Я возвращаюсь домой!»
«Господь Всемилостивый, – горячо молилась она, – сделай так, чтобы все было хорошо! Сделай так, чтобы Митчел был жив, и помоги мне найти его! И, пожалуйста, Господи, смягчи сердце Бена, пусть он простит меня!»
Время тянулось ужасающе медленно, а нетерпение Дессы нарастало с каждой секундой. Наконец долгожданный момент настал: в вагон вошел кондуктор и громко объявил: