– Вообще-то сегодня не меньше 85 градусов, – он галантно кивнул, заметив, как она берет кусочек хлебушка и откусывает, – но если вам хочется подвинуться поближе к огню…
– Да прекратите же ломать комедию и говорите потише, – сказала она встревоженным шепотом, размахивая хлебом.
Большинство домов в обитаемой части острова, представлявшего собой барьерный риф, была построена очень близко друг к другу, но к владению Джеймсона это отношение не имело. Участок Эвена был расположен с краю и отделен от остальных еще двумя незастроенными участками. И тем не менее все равно кто-нибудь мог в этот момент проходить мимо. Эвен поставил пиво на стол, почесал в затылке и придвинулся поближе к ней. Усевшись верхом на стуле, он заговорил мягким голосом:
– Холли, я приехал сюда сегодня утром и сразу же направился на пляж Дюнайленд, клянусь вам, что я впервые увидел этот плакат, вы его раньше меня заметили, в чем дело?
Она с отвращением поцокала языком и покачала головой.
– Ну перестаньте же вы притворяться, что ничего не знали.
– Не знал чего? Что оформители из Си-Эн-Сан повесили плакат с вами у меня в свободной спальне, когда переоформляли ее в прошлом месяце или что мне пришлось сегодня принимать душ с мылом, на обертке которого была ваша фотография. Поймите, последних несколько месяцев я провел за границей, но тем не менее я оцениваю американскую красоту, стоит мне ее увидеть: неважно, висит она в виде фотографии у меня на стене, или лежит на пляже, или сидит рядом со мной.
Он взял ее за руку.
– А вот чего я не могу понять, то к чему все эти предосторожности?
Рука у него была все еще холодная от бутылки пива. Внезапно она осознала, что ей очень хочется прижать его руку к своей щеке. Ни искорки обмана не промелькнуло в этих прекрасных голубых глазах, только забота. И тут он сдавил ее руку, и кислый привкус во рту у нее растаял как мед.
– Вы на самом деле ничего не знаете?
Он медленно покачал головой.
– На самом деле.
– Эвен, из-за этого плаката я стала красоткой на час. Ко мне пристает каждый прохожий подонок, и поверьте, их оказалось так много, а в баре на 62-й стрит из этого плаката сделали мишень для дротиков. Один репортер даже забрался вслед за мной в общественную уборную.
Она увидела, что брови его поползли вверх от удивления. Она сняла ногу с ноги и склонилась вперед.
– Это правда, а родители звонили мне на прошлой неделе и рассказали, что какая-то церковь даже требует запретить этот плакат, потому что они говорят, что он развращает умы их детей, – она сняла очки. – Представляете, умы их детей! – повторила она. – Вы способны вообразить какое это унижение? – Она еще ближе склонилась к нему. – Я не хочу, чтобы меня фотографировали в журнале «Пипл» или «Геральдо», я просто хочу, чтобы меня оставили в покое до конца жизни.