Бывает, что ничем нельзя помочь. Но и тогда, если любишь, можешь разделить с человеком его горе, взять на себя частичку его беды. А ты, бессмертная, не любишь никого из нас. И родичи твои тоже не любят. Вы и друг друга-то не любите.
Я не о плотской страсти говорю, хотя смешно, у вас же и плоти-то нет… Я отказалась от вас, боги, потому что вы мне не нужны, такие.
— Но сейчас ты нужна нам, — возразила богиня. — Завтра… Ты сама не понимаешь, сколь многое зависит от того, что случится завтра…
— А как же Мировая Судьба? — ввернула я. — Разве завтрашнее не предначертано?
Разве не предопределён полёт каждой мухи?
Госпожа Алаиди поглядела на меня с грустью.
— И предначертанное, бывает, отменяется. И тогда оказывается, что предначертано было другое… Это сложный разговор, Саумари. Но небеса в страхе. Мы все ощущаем, как нечто вторгается в наш мир… некая Сила, которую мы не в состоянии понять. Но чувствуем, что если она ворвётся сюда, то нам не останется места. Мы уйдём — и не в какой-то новый мир, а попросту исчезнем. Мы, бессмертные, умрём навсегда. Когда умираете вы, люди, то от вас остаются тени. Их судьбу не назовёшь слишком радостной, но всё равно и это — жизнь. А нас просто не станет.
Может, не сразу, может, по вашему счёту пройдут дюжины дюжин лет — но для нас-то это единый миг.
— Сочувствую, — сказала я. — Нет, правда, сочувствую. Как сочувствовала бы не слишком приятным соседям, у которых в доме случился пожар. Но при чём тут я?
— Если завтра ты выберешь жизнь, если отречёшься от чужой веры, поклонишься нам — тогда равновесие выровняется, тогда дырка, возникшая в ткани мироздания, затянется.
— С чего бы это мне такая честь? — хмыкнула я.
— Ты всё равно не поймёшь, а я хоть и могу в твоём сне растягивать время, но тут сколько ни объясняй, никакого времени не хватит. Просто поверь — это так. Иначе зачем бы мне приходить к тебе, смертной, и униженно просить тебя о милости?
Просить о жизни — моей, детей моих, братьев и сестёр, отца и дядьёв, деда и…
Кажется, она вознамерилась перечислять весь их многочисленный род. Этак и впрямь ночи не хватит…
— Не проси, луна, — оборвала я её речь. — Это невозможно. Я не предам.
— Кого? — горько скривилась она. — Этого безумного Истинного Бога? Эту жалкую выдумку? Она тебе столь дорога?
— Ты и сама выдумка, — возразила я. — А насчёт Истинного Бога — не знаю. Знаю только, что есть люди, которые мне дороги, и которых я убью своим предательством.
— Ты про чужака и мальчишку? Зачем они тебе? Я понимаю, Миухири, родная кровь…
Но эти… Ты привязалась к ним просто потому, что сердце твоё было пусто и тебе хотелось его хоть кем-то заполнить. Вместо них мог оказаться кто угодно.