Гармай наконец поднял голову — и я поразилась, как побелело его загорелое лицо, как заострились скулы. Губы у него дёргались, а в краешках глаз набухали слёзы.
Будто ударили его больно, только не телесная та боль.
— Господин отдал меня тебе? — глотая слова, спросил он. — Я, значит, больше не нужен господину?
Я подумала, как лучше ответить — и решила сказать правду.
— Господин твой сказал, что ни он, ни я не вправе то решать. Это касается тебя, и потому это только твой выбор. Он не гонит тебя. Он потому и согласился говорить об этом, что привязан к тебе. И думает не о том, как лучше для него, а как для тебя. Честно скажу, удивили меня его слова. Сам понимаешь, немыслимо это, чтобы раба спрашивать. Но он сказал, вот я и спросила. Думай.
— Да чего тут думать?! — выпалил он. — Никуда я от него не уйду. Резать будут — не уйду, огнём жечь — не уйду, а коли на казнь его поведут, то и я вместе с ним.
Он для меня… — мальчишка запнулся, подбирая слова. — Он для меня… Ну, в общем, главнее всего. Он мне и жизнь спас, и вообще…
— Бывает, — кивнула я, мысленно помянув наставника Гирхана. — А как же так получилось, что встретились вы? Давно ли он купил тебя?
Гармай помолчал, задумался — а потом начал говорить. Поначалу слова сыпались из него скупо, но потом душа его развязалась, речь выплеснулась, как «океан из сквозной дырки», и я, наконец, прикоснулась к его судьбе.
Родителей своих он почти не помнил. Кем был его отец в том караване — торговцем, слугой, возницей, стражником? И почему взял с собой жену и дитя?
Волосы он мамины запомнил — густые, шелковистые. И голос, певший песенку про двух волчат, умного да глупого. И ещё — как отец подбрасывал его в воздух и ловил, отчего было жутко и радостно. Помнил — вот уж совсем неожиданно — что ему было тогда три года, да имя своё. А вот что случилось с караваном, он уже не помнил, а только знал по рассказам.
Так бывает — когда ребёнок мал, а случается что-то очень страшное, оно исчезает из памяти — словно чернила, которые соскребаешь заточенной костяной палочкой с пальмовой бумаги.
Караван встретили в горном ущелье, ближе к вечеру. Стая Айгхнарра, называвшего себя Рыжим Волком. Перебили всех — Рыжий Волк не нуждался в рабах. Чтобы выгодно продать их, пришлось бы седмицу кочевать к побережью. Ему хватило и товаров — везли вино из западных провинций, шелка, а главное, сталь. В горах она поважнее вина будет. Сталь — это мечи, топоры, наконечники стрел и копий. Власть государя над горами подобна кинжалу, которым безумец режет воду. Миг — и она снова сомкнулась. Никакие легионы не справятся в этих кручах, расщелинах, соединяющихся друг с другом пещерах.