И все же я должна предупредить мистера Такамото о своем уходе, я слишком уважаю его. И потом, многим ему обязана. Он так хорошо относится ко мне, постоянно твердит, что мои черные как смоль волосы и кожа оттенка слоновой кости делают меня похожей на японку, хотя на самом деле у японок кожа не белая, а «цвета спелой пшеницы», так говорят они сами. И еще он однажды сказал мне, что всю жизнь хотел иметь дочь, похожую на меня. Можно, конечно, попросить Чарли сказать ему о моем решении, но, к сожалению, я чувствовала, что должна это сделать сама – иначе совесть замучает. Странно, что я так волновалась по поводу этого разрыва, в общем-то обычного в нашем жестоком бизнесе. Но ничего не поделаешь: мистер Такамото почему-то значил для меня очень много, хотя в этом мире моды мне лично было почти на всех наплевать.
Честно говоря, я и сама не знала, почему мне непременно хочется уйти из проекта «ЛЕБЕДЬ». Похоже, мне вообще наскучило быть супермоделью. И я хочу уйти. И теперь я могу себе это позволить. У меня достаточно денег; если их с умом вложить, то хватит до конца жизни и мне, и Гарри, если он, конечно, согласится принять что-нибудь от меня. Какие бы решения я ни принимала, я всегда учитывала и интересы Гарри.
Финал конкурса «Девушка года» в Нью-Йорке был куда более изысканным мероприятием, чем стихийное сборище в лондонском «Хилтоне». Смокинги, черные бабочки, вечерние платья, и никакой толпы у входа. Все это сильно походило на обычный серьезный показ, с той только разницей, что происходило не в огромных шатрах на Брайант-сквер, позади Публичной нью-йоркской библиотеки, а в знаменитой гостинице «Плаза».
В конкурсе в общей сложности приняло участие около трехсот тысяч девушек со всего света, в финал вышли победители региональных конкусов из тридцати пяти стран. Я знала, что у девушек позади изматывающие репетиции, ночь за городом и традиционный объезд Центрального парка в сопровождении поклонников. Знала я и то, что над ними усердно поработали лучшие парикмахеры и специалисты из института красоты. Большинство девушек впервые в Нью-Йорке, а многие иностранки вообще впервые в Штатах.
Я могла себе представить, что творится у них на душе, как кружит им голову контракт с агентством «Этуаль» и двести тысяч долларов, причитающиеся в качестве первого приза. Впрочем, получить второй или третий приз тоже неплохо – соответственно сто пятьдесят и сто тысяч долларов. Странно, почему же я вдруг разочаровалась в этом ослепительном мире, где, по сути дела, была королевой.
Я так и не набралась смелости заговорить с мистером Такамото о своем решении. Для него, кстати, было полной и довольно неприятной неожиданностью приглашение стать членом жюри. Все это, безусловно, не в его вкусе. Однако даже моего поверхностного знания о японцах хватило, чтобы понять: мистер Такамото лучше вытерпит все неприятности, связанные с этой почетной обязанностью, чем огорчит Чарли Лобьянко отказом. В ожидании начала церемонии мы вели светскую беседу. Спросили друг друга о здоровье. Я поинтересовалась, как себя чувствует миссис Такамото, которую, кстати, ни разу не видела, – оказалось, она чувствует себя превосходно. Тут мистер Такамото по обыкновению заметил, что пора бы и мне остепениться и обзавестись семьей. В заключение он спросил, что я сейчас читаю. Я была очень благодарна ему за то, что он познакомил меня с японской литературой. На Рождество он прислал мне книгу Хинихиро Танидзаки «Сестры Макиока», а я ему – роман Кадзуро Исигуро «Развалины дня». Мы немного поговорили об этих книгах, потом он спросил, как мне понравился фильм, снятый по «Развалинам дня», и что я думаю о недавно прогремевшем японском дизайнере Кохи Тадзумо, который, как и Исигиро, жил и работал в Лондоне.