Ему не следовало сожалеть о ее занятости и о том, что мать отнеслась к ней с одобрением. Именно к этому он и стремился, что графиня возьмет мисс Афину под свое крылышко и поможет ей занять положение в обществе. Ему не следовало сожалеть о том, что он редко видит ее, но он сожалел. Ему не нравилось, что она оказалась теперь на побегушках у двух больных, не проводила с ним время, не делилась с ним своими мыслями и не улыбалась ему.
Йен сам себя не понимал. Он хотел положить весь мир к ногам Афины – к ее маленьким хорошеньким ножкам, – он обязан был сделать это для нее и для мальчика, хотел видеть ее хорошо пристроенной, хотел, чтобы она сделала свой выбор, но ему нравилось, когда она была рядом с ним.
Прежде чем граф успел разрешить эту головоломку, его мать продолжила:
– Да, вам придется жениться на этой бесценной девушке. Вы никогда не найдете более многообещающей невесты, клянусь. Если вы не сделаете этого шага теперь, кто знает, быть может, вам придется ждать еще десять лет, прежде чем вы женитесь. Я уже сойду в могилу и так и не увижу внуков.
Йен не понимал, почему вдруг его матери так понадобились внуки. Ее ничуть не интересовали даже ее собственные отпрыски. Он представить себе не мог, что станет делать леди Марден с мокрым, дурно пахнущим, вопящим младенцем – разве что сляжет в постель с головной болью.
– Вы проживете гораздо больше десяти лет, матушка.
– Хотелось бы надеяться, но с моим здоровьем… – Она умолкла, поскольку уплетала третье пирожное, испеченное кухаркой Йена.
– Вы – воплощенное здоровье с тех пор, как перестали носить живые розы на шляпке.
Мать пропустила его слова мимо ушей.
– Через десять лет, – продолжила она, – вам будет сорок, но люди по-прежнему будут жениться на девушках, которым не больше двадцати. Они будут казаться вам даже более легкомысленными, так что вы выберете первую попавшуюся и будете несчастны до конца дней своих. И моих тоже. Мне не хотелось бы иметь невестку, у которой ветер в голове. Мисс Ренслоу не легкомысленна, несмотря на ее молодость и неопытность.
– Да, она на редкость разумна – для женщины.
Мать и это пропустила мимо ушей.
– Я считаю ее очаровательной. Если вы не женитесь на этой славной девочке, сердце мое будет разбито, хотя вам это безразлично, неблагодарное создание.
Йену не хотелось разбивать себялюбивое сердце матери, еще меньше ему хотелось погубить мисс Ренслоу.
Йен просто не знал, куда деваться. Следующим оказался его лучший друг Карсуэлл – вероломный трус.
– А знаешь, тебе придется на ней жениться, – заявил Карсуэлл, потягивая коньяк в «Уайтс». Карсуэлл выглядел таким разодетым, таким элегантным, что Йен чувствовал себя чем-то вроде неприбранной постели в своем более простом костюме, в галстуке, хотя и безупречном, но незатейливо повязанном, и с взлохмаченными волосами. Он выглядел бы, конечно, лучше, если бы не проводил то и дело пальцами по своим кудрям, но этот жест был порождением привычки и отчаяния. Какое значение имеет его внешность, если внутри у него тоже полная неразбериха?