Когда они подошли на самое близкое расстояние к тому месту, где Трой наклонялся над собакой, опираясь о костыль, она подняла брови и глянула на брата. И тогда он швырнул в Брауна собаку.
Рома рассердилась, и ей не потребовалось нового поощрения, чтобы наброситься на пнувшие ее рваные сапоги. Браун глянул вниз, намереваясь снова пнуть собаку, и его рука, державшая нож, чуть-чуть расслабилась. Афина запустила ногти в его руку и оттолкнула его. Трой бросил костыль в ногу Брауна, собака зарычала, Браун вскрикнул, граф выхватил нож. Карсуэлл выстрелил поверх их голов в дуб, отчего сверху посыпались листья и веточки. Когда Браун поднял руку, чтобы прикрыть голову, Афина крикнула:
– Вперед!
Нож Йена попал прямо в руку Брауна. Афина оттолкнула вторую его руку, вырвалась, а Йен метнулся к ножу, который Браун все еще сжимал в руке.
– Нет! – крикнула она, увидев, что ее безоружный муж бросился на разъяренного, обезумевшего от боли негодяя. Она схватила костыль Троя и принялась вертеть им в воздухе.
Карсуэлл поспешил вырвать у нее костыль, чтобы она случайно не ударила Йена. Карсуэлл и Йен зажали Брауна между собой, а кто-то третий надел на него ручные кандалы. Трой сидел на земле, обнимая собаку, дядя Барнаби с гордостью похлопывал его по спине. Уиггз прятался за стволом дуба, его тошнило, а Йен пытался отдышаться и при этом качал головой, глядя на Афину.
– Слишком рискованно, девочка. Кажется, вы обещали быть осторожной, – сурово проговорил он, но протянул к ней руки, и она бросилась в его объятия.
Браун кричал:
– Я поверил вам! Вы дали слово! Что же вы за джентльмен?!
Йен прижал Афину к себе, прижал так крепко, что ребра у нее заболели. Но это не заботило ни ее, ни его.
– Я джентльмен, для которого главное – его семья. Зачем мне честь, если я потеряю жену?
– Ах, Йен! – сказала, вздыхая, Афина. – Это самые хорошие слова, которые вы когда-либо говорили мне. Вы действительно любите меня.
– Конечно, люблю, глупышка.
Трой повернулся к дяде:
– Кажется, мне сейчас станет плохо, как Уиггзу.
Карсуэлл подал ему костыли и помог встать.
– Думаю, мой мальчик, вы заговорите по-другому лет этак через десять.
Браун все еще кричал, что его ограбили, что ему обещали состояние, что его мать должна была стать леди Ренсдейл, что лорд Марден – лживый, предательский кусок…
Он резко оборвал свои вопли, потому что капитан Бичем вытащил нож из его плеча – без особой осторожности. И Браун рухнул без сознания на руки стражников. Они опустили его на землю, тоже без особой осторожности, и никто не поспешил приложить салфетку к его кровоточащей ране.