Врач только что вышел из комнаты Эмили после раннего обхода, когда Роберт и Линн спустились в холл. Он говорил с ними быстро, в своей краткой и четкой манере. Ведь, в конце концов, для него Эмили – только еще один медицинский случай, который он так профессионально разрешает.
– Она все еще испытывает боль, но постепенно боль утихает. Из-за анемии она потеряла много крови, так что не пугайтесь, когда увидите ее. Это в порядке вещей. – Он повернулся, сделал несколько шагов и вернулся обратно. – У меня дочь ее возраста, поэтому я вас понимаю. – Он замолчал. – У нее в жизни будет все в порядке, – закончил он, ободряюще улыбнулся и вышел.
Болезненный комок в горле Линн мешал ей говорить, но она сказала ему вслед:
– Благодарю вас за все. Благодарю вас.
Няня, сидевшая у постели, встала, когда они вошли в палату.
– Входите. Она не спит, просто отдыхает. Она будет рада вас видеть.
Линн встала у ее постели. Рада, подумала она с горечью. Я сомневаюсь, что рада. Брюс сказал, что она была напугана.
Лицо девушки было мертвенно-бледным, замерзшим, будто вырезанным изо льда.
Роберт сказал мягко:
– Эмили, это твой папа. Папа и мама.
– Я знаю. Я очень устала, – прошептала Эмили с закрытыми глазами.
– Конечно, устала. Эмили, мы любим тебя, – сказал Роберт. – Мы так любим тебя. – Его голос был таким тихим, что он повторял слова. Он хотел знать точно, что она слышит его. Опустившись на колени, так что его лицо приходилось на уровне ее лица, он сказал: – Эмили, мы любим тебя. – Затем снова опустил лицо на покрывало.
Жизнь закручивалась с огромной скоростью. Это было ужасно. В такой ситуации чувствуешь себя совершенно беспомощной. Сначала была Эмили, добившаяся стипендии в Йейле со всеми сопутствующими почестями. А затем следовало вот это. У Линн внезапно началось головокружение, и она схватилась за спинку кровати, чтобы успокоиться.
Няня зашептала:
– Она сейчас заснет. Ночная няня сказала, что она не спала большую часть ночи, несмотря на лекарства.
Они пробыли в палате почти весь день. Только ближе к вечеру Эмили проснулась.
– Мне лучше, – отчетливо произнесла она.
И действительно, на ее лице появилось слабое подобие румянца, глаза посветлели, а зрачки стали большими и темными, как после высокой температуры.
Потом она сказала:
– Вы очень сердитесь?
Они ответили разом:
– Нет, нет. Она вздохнула.
– Вы должны меня выслушать.
– Не сейчас, – сказал Роберт. – Сейчас тебе не нужно говорить.
Но Эмили настаивала:
– Я хочу рассказать.
Удивленным тоном, как будто она рассказывала историю постороннего человека, сама толком ее не понимая, она начала: