Радость ее еще больше возрастала, когда она думала о своих бездетных друзьях. И постоянно во время ленча и приятных разговоров она в глубине души ощущала эту радость. Жизнь была хороша.
После ленча прибыл клоун, чтобы развлекать детей. Некоторое время матери наблюдали за детьми, но так как те были поглощены и очарованы представлением, они вернулись за свои столы в тень.
– А еще говорят об ослаблении внимания у детей, – сказал кто-то. – Он развлекает их уже более получаса.
Наступило время, когда гости стали расходиться. Эмили подбежала к Линн с пакетом, полным подарков, и воздушным шаром.
– Где Кэролайн? – спросила Линн.
– Я не знаю, – сказала Эмили.
– Но вы сидели вместе.
– Да, – сказала Эмили.
– Ну, где же она может быть? – спросила Линн, чувствуя слабое беспокойство.
– Может быть, она пошла в ванную комнату. Они искали ее внизу в ванной комнате и повсюду в доме; они обыскали все кустарники, где она, возможно, спряталась, чтобы поддразнить их. Потом беспокойство перешло в панику. Похищение? Но как мог кто-либо" проникнуть сюда, где столько людей, и не быть замеченным? Они обыскали поля, притаптывая высокую траву. И тогда они подумали, хотя никто не смел произнести это вслух, что, возможно, Кэролайн, так любящая приключения, пошла к пруду.
И она лежала здесь, лицом вниз, в своем гофрированном розовом платье. Она лежала в воде совсем близко от берега, там было так мелко, что она могла бы встать и вернуться вброд.
Одна из женщин была спасательницей общества Красного креста. Положив Кэролайн на траву, она принялась за работу, в то время как Линн упала на колени, горько рыдая… нет, нет, это невозможно.
Женщины увели детей, чтобы они этого не видели. Кто-то вызвал скорую помощь; кто-то послал за доктором в соседний дом. Люди действовали поспешно, сохраняя при этом полное молчание. Можно было почти слышать тишину и следующий за ней долгий общих вздох.
Пришли двое мужчин; два молодых человека в белых халатах. Линн, пошатываясь, схватила за белый рукав санитара.
– Скажите мне! Скажите! – умоляла она. Вместо ответа он обнял ее за плечи. Так она поняла.
– Это невозможно. Нет. Я в это не верю. Нет, – беспрестанно твердила Линн.
Она взглянула на лица людей, полные удивления и жалости. И вдруг закричала.
Линн обезумела от отчаяния. Ее привели в дом, положили и дали успокоительного.
Когда она очнулась, она оказалась в своей гостиной. Дом был полон народа. Казалось, будто говорят тысячи голосов; двери открывались и закрывались, телефон постоянно звонил, на звонки отвечали, и он звонил опять.