Она лежала, плача и всхлипывая, пока Роберт не принес из машины фонарь и не принялся обрабатывать ее пораненные руки и ноги, и пыталась не кричать. Он вытаскивал из ее тела одну колючку за другой. Только раз или два она громко вскрикнула.
Когда наконец он поднял ее и она стояла, покачиваясь в траве, они оба были покрыты потом и забрызганы каплями крови. Они молча смотрели друг на друга. Пытаясь двинуться с места, Линн случайно натолкнулась на узкую ступеньку и слабо застонала.
– Я вывихнула ногу. Я почти не могу идти.
– Я отнесу тебя.
Он поднял ее и нес легко, как ребенка. Он положил ее на постель и снял с нее одежду.
– Сначала мыло и воду, – сказал он. – Не бойся, я буду очень осторожен. Затем крем-антибиотик. Это все я сделаю до того, как вызову врача завтра утром.
– Я не собираюсь вызывать врача. Ты не вызвал бы врача для себя из-за растяжения связки ноги или какой-то колючки.
– У тебя было восемнадцать колючек. Я сосчитал.
– Все равно я не собираюсь вызывать врача, – настаивала она. Ей хотелось заставить его почувствовать свою вину, вину за израненные руки, сложенные на голой израненной груди, вину за ее разорванное желтое платье, которое лежало на полу, подобно грязному белью, вину за весь ужас этой ночи.
– Ладно, поступай так, как тебе нравится, – сказал он.
Когда она накрылась одеялом, он все еще стоял и смотрел на нее.
– Что ты хочешь? – прошептала она. – Ты хочешь что-то сказать.
Он опустил глаза и глубоко вздохнул.
– Да. Я был сердит. Однако я не толкнул тебя на изгородь.
– Ты толкнул меня. Ты собирался ударить меня, ты был в нескольких дюймах от моего лица.
– Я не был.
– Ты собирался, Роберт.
– Ты ясновидящая, что ли? Можешь предсказать, что кто-то собирается что-то сделать?
– Ты внезапно схватил меня за плечо и толкнул меня. И я видела твое лицо. Оно было искажено от ярости.
– Прежде всего, было слишком темно, чтобы ты могла видеть, искажено мое лицо или нет. Это ерунда, Линн.
Все, что хотелось ей, это лежать в темноте и отдыхать.
– Почему ты не оставишь меня одну? – заплакала она. – Есть ли у тебя сострадание? По крайней мере, позволь мне попытаться заснуть, если я смогу.
– Я не хочу беспокоить тебя, Линн. – Он направился к двери. – Я надеюсь, что ты сможешь заснуть. Я сомневаюсь, что смогу заснуть. Ужасная ночь. Эти ужасные недоразумения. Иди вниз, Джульетта. Перестань надоедать.
– Оставь собаку здесь. Я хочу, чтобы она была со мной.
Затем темнота заполнила комнату. Слабые звуки ночи были нежными, шелест листьев дуба под окном и легкое позванивание бирки на ошейнике Джульетты. Собака подошла к постели, поднялась и лизнула воспаленную руку Линн, как будто намеревалась успокоить ее; как всегда, успокоение принесло самые благодарные слезы. И Линн лежала спокойно, позволяя слезам стекать по щекам, чувствуя их прохладу. Через некоторое время собака с шумом бросилась на пол около кровати, слезы прекратились, и Линн закрыла глаза.