– А мне кажется, нет ничего мещанского в том, чтобы вечером собраться всей семьей за самоваром, попить чаю с вареньем и поговорить, – мягко заметила Анна Серафимовна, как и всегда, ничуть не рассердившись.
– Я не ем варенья.
Справедливости ради надо заметить, что это было совершенной правдой. Тамара терпеть не могла сладкого, она не то что чистое варенье или конфеты – даже пирожки со сладкой начинкой не ела, а любимым ее лакомством была горбушка черного хлеба, тонко намазанная горчицей и присыпанная солью.
Однако бабушкиному терпению, казалось, не будет предела.
– Ласточка моя, разве дело в том, ешь ты варенье или нет? Можешь не есть, тебя никто не заставляет. Но ты должна уметь его готовить, и не абы как, а правильно, чтобы оно было не только вкусным, но и красивым, прозрачным, и ягодки чтобы были красивыми, одна к одной, целыми, не треснутыми, не лопнувшими. Мало ли, как жизнь сложится. А вдруг твой муж окажется сладкоежкой и захочет есть варенье каждый день, а ты и не знаешь, с какой стороны за дело взяться? Вы с Любочкой у меня две любимые внучки, и моя святая обязанность вырастить вас такими, чтобы вы стали хорошими женами. Ты ведь собираешься когда-нибудь выйти замуж и завести свою семью, детей, а, Томочка?
– Еще чего! – послышался традиционный в таких случаях ответ. – Делать мне больше нечего.
Анна Серафимовна тихо улыбнулась, слегка сжав губы, словно услышала что-то очень глупое и смешное, но рассмеяться почему-то нельзя, и снова принялась выковыривать шпилькой косточки. Люба почувствовала, как запылало лицо. Каждый раз, когда начинался такой разговор, она испытывала ужасную неловкость, и еще ей становилось немного страшно. Однажды она случайно подслушала разговор Бабани с мамой. Мама сетовала на то, что «Томка растет злая и упрямая, при таком характере хоть бы внешность была, так нет, бог его знает, в кого она такая страхолюдная уродилась, рожа как оскомылок какой-то. Такую разве кто замуж возьмет? Намаемся мы с ней, мама, вот увидите, намаемся». Люба была в ужасе от услышанного, она считала сестру очень красивой и с тех пор все время боялась, что Тома узнает, какие страшные слова говорила про нее мама. Страшные, обидные и несправедливые. И что это за «оскомылок» такой? Не то осколок, не то обмылок. Неужели можно так говорить про Тамару, умную, красивую и очень взрослую? Конечно, Тамара старше Любы всего на каких-то два года, но младшая сестренка считала ее ужасно взрослой.
* * *
– Занятная девчонка, – пробормотал Камень, выслушав первый подробный рассказ Ворона.