Она приехала около десяти вечера, когда я уже весь извелся. Не веря своему счастью, я радостно глядел на нее, в сознании росло понимание, что я уже не мыслю себя без этого человека.
– Можно я пока оставлю это у тебя? – спросила Лера, кладя на журнальный столик темно-красную папку. Я пожал плечами:
– Конечно, о чем разговор.
– Я в душ, можно? Весь день на ногах, в эту жару-то, – прощебетала Лера.
Я дал ей полотенце и халат матери, почти новый, и, не удержавшись, приоткрыл папку. Какие-то квитанции, накладные на стройматериалы, чеки... Я пошел на кухню и стал тупо смотреть футбольный матч. Пялясь на экран, я прислушивался к стуку собственного сердца. Мне казалось, что оно колотится так громко, что его звуки слышны даже Лере, несмотря на включенный душ. Я старался думать о хорошем, но в голову, как назло, лез, последний случай с Викой, и я ничего не мог с собой поделать. А вдруг снова не получится? Может, мне стоит немного выпить, для храбрости, так сказать?
Вскоре Лера вышла из душа, желтый халатик делал ее похожей на умильного цыпленка. Узнав, что у меня даже есть фен, она очень обрадовалась:
– Пойду сушить волосы. А ты не хочешь сполоснуться?
На негнущихся ногах я прошел в ванную. Внутри было тепло и пахло шампунем. Намыливая свое тело, я нет-нет да поглядывал на свое мужское достоинство. Правда, я тут же стыдливо отводил взгляд – гордиться там особенно было нечем. Оставалось только надеяться, что с Лерой все будет иначе.
Когда я вышел из ванной, свет на кухне был потушен, и я осторожно проскользнул в комнату, обратив внимание, что играла тихая расслабляющая музыка, кажется, что-то из классики.
– Ничего, что я включила музыку? – спросила Лера, и я уверил ее, что все в порядке.
– Не думал, что ты любишь классику, – признался я.
– Ага, люблю, – отозвалась она, наматывая на тоненький пальчик локон волос. – Вообще-то я люблю тяжелую музыку, вроде как «Cradle of Filth».
Я пораженно молчал.
– Но я также обожаю Баха, Шуберта, Берлиоза, Моцарта, Грига, – как ни в чем не бывало продолжала девушка. – Просто раньше я увлекалась древней готикой, носила кожу, красилась в черный цвет... Что с тобой? – вдруг спросила она. – И почему ты в одежде?
Вот он, снова проклятый вопрос! Ну как объяснить им, существам женского пола, что я стесняюсь собственного тела и не могу вот так сразу скинуть с себя штаны?!
– Я... не могу при свете, – пролепетал я.
Лера прыснула.
– Ну так выключи его, – сказала она, сморщив носик. Что-то снова показалось мне неуловимо знакомым в этом жесте, но времени на воспоминания у меня сейчас не было. Я погасил свет и, повернувшись спиной к Лере, принялся торопливо стаскивать с себя джинсы.