Он почистил пистолет, заменил смазку на новую, какую-то импортную, которую ему «по блату» достал Расщупкин, уверяя, что это на сегодняшний день «самый крутяк, такой смазкой пользуются только в спецподразделениях ЦРУ».
Воронцов разложил разобранный пистолет на большом куске разосланного полотна, и теперь разглядывал темный, с камуфляжными разводами, тюбик, покрытый английскими надписями и украшенный силуэтом крадущейся по джунглям пантеры.
«На бартер они меняют, что ли? Или ЦРУ шлет нашей ФСБ свое оборудование и расходные материалы в качестве гуманитарной помощи?», — размышлял Сергей, протирая смоченной в новом масле ветошью детали пистолета. Потом он собрал пистолет, несколько раз щелкнул курком, передергивая затвор, проверяя на звук, как ходят между собой все его части. Видимо, масло и в самом деле было «крутое» — если раньше пистолет лязгал железом, то теперь он буквально шелестел, тихо и даже как-будто мелодично.
Пистолет Воронцову, с его точки зрения, выдали не самый удачный, можно было бы найти и что-нибудь помощнее, посовременнее. Его «Беретта — ZSM» образца 1980 года, безусловно, была когда-то хорошим оружием, но теперь, спустя семнадцать лет, по мнению Сергея, этому пистолету место было скорее в музее, а не у него в кабуре.
«Они бы ещё «парабеллум» какой-нибудь выкопали, времен прошедшей войны!», — думал Воронцов, заряжая пистолет, и убирая со стола ветошь, шомпол, тюбик с маслом и прочие оружейные причиндалы.
Покончив с пистолетом, Сергей взялся за нож. И без того прокованный и отшлифованный таким образом, что бы не тупиться, нож телохранителя, тем не мение, должен был отличаться бритвенной остротой. Точить нож — дело совсем не такое простое, как кажется. Воронцов вспомнил, как он изрезал себе все пальцы, в течении нескольких дней овладевая этой наукой во время учебы в «Щите», усмехнулся, достал специальные брусочки-наждаки, грубый, мелкий, и гладкий, доводочный, и принялся за дело.
Заточка ножа не терпит суеты и торопливости, поэтому Сергей постарался отрешиться от всех беспокойных мыслей, сосредоточился, и провел узким, соразмерным лезвием по наждаку, вслушиваясь в звук. Если звук чистый, без хруста, а рука с клинком идет по наждаку легко, не встречая никаких препятствий, значит, все в порядке, на лезвии нет ни одной зазубрины, и можно сразу переходить к мелкому точилу, «оттягивать» режущие кромки ножа. Потом — доводка, подшлифовка, и наконец, полировка самого лезвия.
Воронцов, довольный своей работой, полюбовался идеальной зеркальностью лезвия, убрал нож в чехол, и занялся остальным своим снаряжением.