– Погоди, у меня же плечо болит… Осторожно…
– А у меня болит сердце, ты что, не видишь, оно прострелено не только пулей, но и стрелой!.. – Он сбросил рубашку, под которой я увидела бурую от засохшей крови марлевую повязку под крестом пластыря.
– Подожди, да нельзя же так…
Мое тело, отвыкшее от мужских ласк, никак не отвечало на них – я так до утра и оставалась скованной. Варнава, этот дьявол Варнава, в которого я была влюблена, НЕ СМОГ пробудить во мне ответное желание, и я лишь удовлетворяла все его прихоти и терпела насилие над своим телом, которое уже через пару часов перестало принадлежать мне.
Я ничего не понимала… Куда подевались мои чувства к этому мужчине? Чем он не устраивал меня в ту ночь, когда именно любовь могла бы вернуть мне уверенность в себе и прояснить затуманенные Еленой Пунш мозги?..
Никогда не забуду эту ночь и ту боль, которую я испытывала во время «любви». Да никакая это была не любовь. Под утро, дождавшись, пока мой обессиленный любовник-одиночка уснет, я добрела до ванны, пустила в нее горячую воду и долгое время лежала в ней, плача от боли и досады и разглядывая красные пятна на теле – следы сильных пальцев Варнавы…
Сос по сравнению с плотоядным и грубым Варнавой был теплым ароматическим маслом, вливающимся в женщину пульсирующими и нежными струями, доставляющими ей неслыханное наслаждение и счастье.
Другое дело, что Сос был случайным любовником, и я не любила его.
«Но разве можно любить мужчину, – спрашивала я себя, – который не чувствует тебя, не понимает твоего тела и видит в тебе лишь сосуд, при помощи которого можно освободиться от накопившейся половой энергии?!»
Отключив телефон, я все утро проспала как убитая. Мужчина, сладко посапывающий во сне, был далеко не тем, кому я могла бы рассказать о своих несчастьях и сомнениях, поделиться бедой и тем более сообщить о теперь уже адлерской могиле Пунш. Хотя многое из того, что узнала от Смоленской, я ему, конечно же, рассказала. Не могла не удивить его тем, что вытворяет здесь, на побережье, Пунш. Не забыла даже про отрезанные ею у Мухамедьярова и Аскерова уши – пусть знает о садистских наклонностях своей бывшей любовницы. Хотя он, как мне показалось, не поверил ни единому моему слову.
Глядя на спокойное и умиротворенное лицо Варнавы, я могла лишь представить себе, как отреагирует он на мой рассказ о поездке на кладбище – особенно громкий взрыв смеха вызовет у него, пожалуй, та сцена, где я помогаю Пунш двигать могильную плиту на место…
Окончательно проснувшись лишь к обеду, я долгое время плескалась в холодной воде, приходя в себя и размышляя над тем, как мне строить дальше свои отношения с любовником. Именно любовником, потому что слово «возлюбленный» теперь меньше всего подходило к Варнаве.