– Конечно, – поддержал ее неутомимый на выдумки Константинов, – он отрезал ей ухо, она проснулась, пришла в себя, обнаружила его рядом с собой с окровавленными ножницами в руке и все поняла… Это был ее шанс, понимаете?! Бессонов – мужик видный, талантливый дизайнер, не бедный, наконец, отличная партия для такой серой мышки, как эта ваша Оля… А у нее ребеночек, материальные проблемы… Видите, как быстренько мы все распутали. Может, позвонить Свиридову?!
И Константинов, довольный удачной шуткой, громко расхохотался.
* * *
Они вот уже три дня не выходили из дома, из голубой спальни, и только Моника, у которой были ключи, приносила уже приготовленную еду (Лена сама позвонила ей в тот памятный день, когда она свалилась с велосипеда, уложив свою просьбу в пару секунд, в перерыве между поцелуями) и оставляла ее на кухне, после чего сразу же уходила, бросив понимающий, с легким оттенком белой зависти взгляд в глубь огромной виллы, в ту сторону, где замерла в ожидании ее ухода счастливая пара… Моника волею случая оказалась посвященной в отношения своей хозяйки и доктора Русакова. Такой превосходный, с точки зрения любой здравомыслящей женщины, результат она приписывала и себе, своим своевременным и ценным советам. Ей было особенно приятно, что хотя бы одна из русских дур, время от времени появлявшихся на мысе Антиб в качестве дорогих шлюх (хотя и мнящих себя невестами небожителей), не растерялась и заставила мужчину заплатить по полной программе. Не сомневалась Моника и в том, что Русаков обязательно женится на Лене. Брат Моники, узнав о таком повороте событий, напился, причем в том самом баре, где не так давно они с госпожой Репиной, щека к щеке, еле ворочая языками, договаривались об открытых окнах ее спален – розовой или голубой…
Только оставшись вдвоем, без Макса и многочасовой опеки Моники, парочка голубков, пропитываясь потом друг друга, буквально превратившись в единый организм, смогли договориться о свадьбе, о том, где и когда она состоится, сколько будет гостей и даже какого цвета платье они закажут в Италии…
В руках опытного доктора пациентка быстро пошла на поправку, Русаков оказался очень умелым любовником, умным собеседником и вообще веселым парнем, с которым можно было, не сходя с кровати, набраться по самые уши вином из плетеной бутылки, есть остывшие спагетти или яичницу (Монике было наказано приносить только простую, без изысков, еду), розовую ветчину, печенье, после чего повалиться в изнеможении на подушки и заснуть крепким, здоровым, хотя и коротким сном нежных, еще не успевших пресытиться друг другом любовников… Теперь, когда последний психологический барьер, существовавший между Леной и Владимиром, был благополучно взят, жизнь показалась недавней пациентке доктора Русакова легкой, приятной и наполненной смыслом.