– Надо бы в милицию сообщить. Все это очень опасно…
– Почему опасно?
– А если бы у тебя было слабое сердце? Ты подумал об этом? Да от такой посылки не то что сердце откажет, крыша съедет! Поэтому я и спрашиваю: у тебя есть враги?
– Говорю же, нет.
– Подожди. А как же платье? В том, что это ее платье, я нисколько не сомневаюсь. Она же шила его у Лизки Гусаровой, оно единственное в своем роде. К тому же… – Анна взяла платье – осторожно, словно это была змея, – и поднесла к носу. – Оно пахнет Эммой, ее духами. Ее кожей. Я знаю этот сладковатый запах, молочный, немного ванильный… Кто был вхож в вашу квартиру и мог взять это платье? Может, Эмма сама давала кому-нибудь его поносить?
– Эмма? Не знаю… Вообще-то, это на нее не похоже…
– Алексей, ты, главное, успокойся, возьми себя в руки. Давай думать, что посылку прислал действительно какой-то сумасшедший. Тогда будет легче и тебе, и мне. Значит, она не могла никому дать свое платье… Правильно. Будь оно старое или испорченное, можно было бы предположить, что она могла отдать его бедным. Каким-нибудь соседкам, знакомым на работе. Но платье почти новое, дорогое… Как оно могло оказаться у чужого человека? Как?
Вопрос был риторическим, ответа на него пока что не существовало.
– Ты сейчас ложись спать. Платье мы положим обратно в ящик, вот так, и задвинем под стол. Забудь пока обо всем этом кошмаре. Пойдем, я уложу тебя в постель… – Она подхватила совершенно безвольного Алексея под мышки и помогла ему добраться до спальни. – Ну что это ты совсем раскис… Нельзя же так! Держался-держался, и на тебе!
Уложив его одетого на кровать и прикрыв пледом, Анна вернулась в кухню, перемыла посуду и сварила себе кофе. Сидя возле окна с чашкой кофе и сигаретой, она пыталась понять, какие же истинные чувства она испытывает к своему зятю. То, что она его откровенно презирала и испытывала к нему чувство жалости, это было понятно и привычно с самого начала их знакомства. Она никогда не могла понять, что ее сестра, такая яркая и незаурядная женщина, могла найти в этом ничего собой не представляющем мужчине. Возможно, надежность и домовитость, чего так не хватает в современных мужчинах. Хотя Эмма с самого начала их брака с Алексеем говорила сестре, что любит своего мужа и вполне счастлива с ним. Возможно, это был самообман, но Эмма всегда отличалась скрытностью, а потому истинных ее чувств к мужу так никто и никогда не узнал. Никто ничего не знал о том, чем именно занималась Эмма у себя на работе, за что ей платили, судя по всему, неплохие деньги. Эмма могла позволить себе дорогие вещи, украшения, настоящую цену которых от мужа тщательно скрывала. Она не могла солгать Анне, своей сестре, но от мужа правду скрывала, лгала во благо, тем самым, видимо, не желая травмировать его мужское самолюбие – ведь ясно было, что она зарабатывает на порядок выше его. Внешне семейная жизнь Эммы выглядела вполне благополучной и спокойной. Но все же чувствовалась в отношениях между мужем и женой какая-то фальшь… Быть может, Эмма с трудом скрывала растущее раздражение к опостылевшему мужу, или же Алексей тщательно маскировал свою развившуюся чрезмерно ревность к жене. Про ревность Эмма сама рассказывала Анне. Говорила об этом вскользь, пожимая плечами: мол, причин нет, а он ревнует. Что касается ее – предположительно – неприязненного отношения к Алексею, так это было лишь догадкой Анны, которая, основываясь на собственном чисто субъективном мнении, не хотела видеть в Алексее мужчину. Не нравился он ей до отвращения. Хотя внешне он мало чем отличался от остальных, ничем не примечательных мужчин: среднего роста, нормального сложения, даже обаятельный. Видимо, ее чувство строилось лишь на голой интуиции.