В ту ночь они впервые спали в разных комнатах. Спали, конечно, сильно сказано – Малахов, постеливший себе на диване в гостиной, так и не смог заснуть до утра. Было непривычно мягко, он ворочался и к утру пришел к выводу, что в чем-то Лана, пожалуй, и права. Наверное, он действительно уделяет ей мало внимания. А Долька на самом деле уже большая, и тетешкаться с ней, как с ребенком, не стоит. Все-таки он не родной отец, мало ли что скажут люди… Да еще «Лолита» эта чертова…
На другой же день, когда девочка попыталась затеять с ним возню, Виталий мягко отстранил ее.
– Успокойся, Долька. Сядь, пожалуйста.
– Я хочу к тебе на колени.
– Не стоит. Ты уже большая, и тебе неприлично сидеть на коленях.
Она посмотрела на него с такой тоской, что у Малахова заболело в груди.
– Раз я большая, ты больше не будешь любить меня? – вдруг совсем по-детски спросила девочка.
– Ну что ты глупости говоришь? – возмутился он. – Конечно, я всегда буду тебя любить. Просто общаться мы с тобой будем уже по-другому. По-взрослому.
Тогда он ужасно гордился этими своими словами, считал, что он молодец, раз нашел такой точный и грамотный педагогический ход. Долька вроде бы все поняла и два дня вела себя так, словно ничего не случилось. Но близко к нему уже не подходила. А на третий, когда Виталий пришел с работы, его никто не встретил.
– Эй, есть кто дома? – крикнул он. Ему не ответили, и Малахов слегка удивился. Лана часто уходила по вечерам, но вот куда делась Долька?
Была поздняя осень, и на улице уже давно стемнело. По всей квартире тоже было темно, только в конце коридора виднелась яркая полоска света. Приблизившись, он понял, что свет горит в ванной. Дверь была полуоткрыта, и из-за нее явственно доносился шум льющейся воды. Не иначе ушли второпях, забыли и свет погасить, и даже кран закрыть. Черт знает что! Этак и соседей залить недолго… Виталий решительно вошел в ванную и так и застыл на пороге.
Воду не просто забыли выключить. Она давно уже перелилась через край ванны и стояла на полу почти по щиколотку. Но испугало его совсем не это, а то, что мешало воде уходить в трубы.
Долька, обнаженная, с мокрыми волосами, полусидела в ванне, откинувшись на стену. Глаза были закрыты, лицо бледно, тонкая рука безжизненно свисала через бортик. Онемевший от ужаса Виталий заметил чуть выше узкого запястья свежий алый порез. Долька, его Долькин, его испанская дочь, покончила с собой.
Малахов не помнил, что с ним было. Кажется, он кричал. Видимо, все-таки закрыл кран, но не обратил внимания на то, когда и как это сделал. И совершенно точно он бросился к девочке, разбрызгивая воду на полу, вынул ее из ванны, стал зачем-то заворачивать в полотенца, потащил в комнату…