От безысходности Томас стал ловить ее мысли.
— Держись подальше от меня! — с беспокойством бормотал он. — Ты язычница! Уноси отсюда свои кости куда-нибудь еще!
Язычница, да. Но он сам был богобоязненным человеком. Энинву подошла к его богу и сказала:
— Отправляйся в город и купи нам еду. Ведь этот человек не сможет произвести никаких детей, если будет жить на одном пиве, сидре или роме, которые он, скорее всего, ворует.
Доро уставился на нее, словно не мог ничего придумать в ответ. На этот раз он имел большое дородное тело, которое использовал для рубки деревьев, в то время как Энинву знакомилась с Томасом.
— Здесь достаточно еды, — возразил он ей наконец. — Есть и олени, и медведи, и птицы, и рыба. Кроме того, Томас кое-что выращивает. Так что все, что ему надо, здесь имеется.
— Если все это здесь имеется, то выходит, что он этого не ест!
— Тогда он сдохнет от голода. Но прежде он должен наградить тебя ребенком.
В эту ночь, полная гнева, Энинву преобразилась в леопарда — первый раз за многие годы. Теперь она охотилась на оленя, подкрадываясь к нему точно так же, как делала это дома, много лет назад. Она двигалась тайком, используя свои глаза и уши гораздо лучше, чем мог бы настоящий леопард. И результат был однозначный. Олень как олень. Она бросила свою добычу на землю, затем вновь приняла человеческий облик, перебросила оленя через плечо и потащила его к избе Томаса. Утром, когда оба мужчины проснулись, олень был ободран, разделан, очищен и порублен на куски. Изба наполнилась запахом жареной оленины.
Доро с охотой закусил и вышел. Он не спрашивал, откуда появилось свежее мясо, и не собирался благодарить Энинву за завтрак. Он просто принял это как должное. Томас был менее доверчив. Он выпил немного рома, презрительно фыркнул на мясо, которое Энинву подала ему, затем чуть отщипнул и попробовал.
— Откуда это пришло? — поинтересовался он.
— Я охотилась прошлой ночью, — просто сказала Энинву. — Ведь у тебя здесь ничего нет.
— Охотилась? С чем же ты охотилась? С моим мушкетом? Кто разрешил тебе…
— Я охотилась не с твоим мушкетом! Вот он, здесь, видишь его? — Она указала рукой в ту сторону, где рядом с дверью на деревянном колышке висело ружье, самая чистая вещь в этом доме. — Я никогда не хожу на охоту с ружьями, — добавила она.
Тогда он встал и, не обращая внимания на ее слова, проверил мушкет. Удовлетворившись состоянием ружья, он подошел к ней, испуская вонь и этим вынуждая ее вдыхать воздух только очень маленькими порциями.
— Так с чем же тогда ты охотилась? — поинтересовался он. Его нельзя было назвать очень крупным мужчиной, но иногда он говорил глубоким и грохочущим голосом. — Что ты использовала для охоты? — повторил он свой вопрос. — Свои ногти и зубы?