Майк вздрогнул едва ли не энергичнее своих недавних собеседников, которые при упоминании этой темы вздрогнули с исключительной силой.
— Ты знаешь?
— Конечно. Я сидела в шкафу и объясню тебе, почему. Потому что хотела узнать, из-за чего ты ходишь чернее тучи и ведешь себя так, будто мы дальние знакомые, а тебе хотелось бы еще увеличить дистанцию. Почему ты мне не сказал? Не поверю, будто ты думал, что я от тебя отвернусь. Я люблю тебя, а не твои деньги. Ну и что, если у тебя нет ни пенни? Как-нибудь проживем.
Лицо Майка свела судорога.
— Джил, — с усилием проговорил он, — сядь, пожалуйста. Я должен кое-что тебе объяснить. Суть не в том, что у меня нет ни пенни. Все гораздо хуже.
— Что такое?
— Не знаю, как сказать помягче. Через несколько месяцев я почти наверняка буду в тюрьме.
— Майк! — завопила Джил. — Не может быть!
— Не вижу другого исхода. Ты слышала, что я сказал этим двоим. О том, как пытался вытащить банк из ямы. Одни мои операции были успешными, другие провалились. Вот за провалы и сажают в тюрьму. Я рисковал, а банкирам не позволено играть в азартные игры на деньги вкладчиков. Если игра успешна, она сходит с рук. Если нет, то зовется мошенничеством. Я уже слышу, как прокурор спрашивает: «Должны ли мы понимать, мистер Бонд, что вы использовали вверенные вам средства для биржевых спекуляций?». И что я смогу ответить? «Да, сэр, верно, сэр, но, честное слово, сэр, я делал это из лучших побуждений». Присяжные даже в комнату для совещаний выходить не будут. Видит Бог, как мне больно это говорить, но ты не можешь выйти за человека, который вот-вот окажется за решеткой.
— Могу!
— Нет, милая, я тебе не позволю.
Целую минуту Джил молчала. Потом проговорила сдавлено:
— Так надежды нет?
— Я не вижу. Вчера сюда заезжал крупный финансист, я надеялся одолжить нужную сумму, но ничего не вышло. Если какой-нибудь добрый взломщик не возьмет на себя труд обчистить банк до ревизии, мне конец.
Джил опешила.
— Не понимаю. Как это поможет?
— Это бы разрешило все затруднения. Если кто-то проник в банк и вынес крупную сумму денег, как ревизоры узнают, сколько там было? Они полностью растеряются, наверное, даже бросят аудит и пойдут торговать сеном и соломой. Однако за последние сто сорок лет ничего подобного не случалось, так что надежда слабая. Я просто размечтался. Ладно, мне, наверное, пора возвращаться на соляные копи, — сказал он, вставая, — хотя прока от этого теперь чуть. Увидимся, когда вернусь, Джил, милая, и постарайся не очень огорчаться. Наверняка есть какие-то пути, до которых я еще не додумался. Надо просто рыть землю носом и не складывать лапки. Главное, что ты меня любишь, все остальное ерунда. Как я могу называть себя неудачником, если это знаю?