Почему-то издатели газет их очень любят. Каждый, кто про них напишет, попадет в колонку. Однако кукушничать, как мы это называем, не так-то легко, нужно точно рассчитать время. Если запоздаете, вас обскачут; для второго опуса об этих птицах рынка нет. С другой стороны, если выступить слишком рано, получится глупо. Иначе говоря, не стоит писать в январе: «Глубокоуважаемый N! С Новым годом. Быть может, Вас заинтересует, что новогодней ночью, в 19.45, я услышал кукушку…» Издатель просто засмеется, и не очень добрым смехом.
Однако продолжайте и, повторю, начинайте с кукушки. Будьте осторожны; проверьте, кукушка ли это. Уиндэм Льюис[108] поведал, что однажды написал в газету о снегире, но письмо отвергли, ибо оно задевало чьи-то интересы.
Дам еще один совет: следите за собой. Не разрешайте письмописанию перейти в порок. Вы скажете, что вам ничего не стоит его бросить, но так ли это? Удостоверьтесь в том, что вы не похожи на тигренка, который довольствуется бананами, пока не почует запах крови, а там — не съест первого индуса. Как ни печально, сам я очень испортился. Я был кротким и непритязательным, а теперь стал ментором и занудой. Увидев напечатанную ошибку, я хватаю перо, бумагу и, нередко — с большим ехидством, начинаю письмо: «Глубокоуважаемый N! Во вчерашнем номере появилось поразительное утверждение…».
Ну вот. Я себя выдал. Другими словами, несмотря на успех, я — не из великих. Далеко мне до вершин. Истинный автор газетных писем творит без причины и понужденья, словно жаворонок.
«Глубокоуважаемый N!
Хотел бы я знать, сколько Ваших читателей осведомлены о том, что из давленых слив и салатной заправки можно сделать прекрасный лосьон…»
Или
«Глубокоуважаемый N!
Моя мать, седьмая дочь седьмой дочери, вышла замуж за моего отца, который был седьмым сыном седьмого сына. Случилось это в 1877 году. Я седьмой их ребенок, родился седьмого июля (7.07) в семь часов утра. Объем груди у меня — 49 (7 х 7), и в моем доме живет семь сиамских кошек…»
Перед таким текстом остается преклонить голову и воскликнуть: «Здравствуй, дух веселый!».[109]
А вот и другое доказательство того, что я не из лучших (как, скажем, Удивленный подписчик или Стародум). Гоняясь за наживой, я написал это в виде статьи. Соответственно, мне заплатят. Подписчик выше таких соображений, равно как и Стародум, и Полковник-в-отставке. Приписав в начале заветные слова, они послали бы свой труд в газету.
2. ЛЮБЕЗНЫЙ ЧИТАТЕЛЬ
Мне искренне жаль Цицерона, Диогена Лаэртского или, скажем, Плиния Старшего, которые действовали раньше, чем появилась почта. Они не могли доподлинно знать, какой у них успех, ибо всякому известно, что измеряется он количеством читательских писем. Вот она, лакмусовая бумажка.