– Орешина Галина Викторовна, директор картонажной фабрики. Ее дочь пропала пару дней назад. В милиции, как это обычно и бывает, сказали, что искать еще рано… Но Орешина говорит, что ее дочь не может не прийти ночевать домой, не так воспитана…
Дверь кабинета распахнулась, и на пороге возник мрачный Крымов.
– Пришла? Вот и отлично. Зайди ко мне…
Юля поднялась и вошла в кабинет, где увидела сидящую на самом краешке кресла маленькую женщину в строгом светлом костюме. Услышав шаги, женщина тотчас повернулась, и Юля увидела обращенное к ней заплаканное, опухшее лицо.
– Значит, так, – говорил Крымов с неменяющимся выражением лица, – Таня Орешина, восемнадцать лет, вышла из дома четырнадцатого июля и не вернулась. Сказала, что поедет по магазинам… Никто из подружек ее не видел. Вот здесь я записал, во что она была одета, приметы, здесь же в папке фотографии и все необходимые данные… Займитесь, Юля. Если у вас есть какие-то вопросы к матери Тани, Галине Викторовне, можете пройти в ваш кабинет и поговорить…
Галина Викторовна после этих слов вскочила с кресла как ужаленная и, понимая, что разговор с Крымовым окончен, пошла, спотыкаясь на непослушных от волнения ногах, за Юлей.
– Девушка, вас, кажется, Юлей зовут? – обратилась Орешина к Юле, когда они оказались в кабинете, на двери которой поблескивала медью табличка «Земцова Ю. А.». – Умоляю вас, помогите мне найти Танечку… Она у нас единственная дочь… Она не могла, понимаете, не могла не позвонить и не сказать, что задержится или что-нибудь в этом духе… Я обежала всех ее подружек – ее никто в этот день не видел. Вы понимаете, она у нас весь год болела, запустила учебу, и поэтому мы решили, что она в этом году поступать не будет…
– Во сколько же лет она пошла в школу?
– С восьми мы ее отдали. Понимаете, у нее больные почки… – голос Орешиной дрожал, а из глаз непрестанно лились слезы, – и еще куча всяких болезней… Хотя внешне она выглядит вполне здоровой. Мы ее постоянно лечим, возим на море… Вот, посмотрите… – Галина Викторовна вытряхнула непослушными руками из синей папки несколько фотографий, с которых на Юлю взглянуло совсем юное создание, черноволосое, худенькое, с одухотворенным милым личиком и беззаботной улыбкой.
– Какая чудесная улыбка… – Юля сразу же сунула одну фотографию себе в стол, чтобы потом отдать на размножение Щукиной.
– Да, у нее хорошая улыбка… Она никогда не чувствует себя больной, все смеется, шутит… Она, конечно, наивная, чего уж там… Но знает, что мужчинам верить нельзя… Это я к тому, что если вдруг… – И она снова заплакала.