А ведь я знаю, что опущено в этой милой изящной истории. Знаю, например, что одним из преступников была девушка, что ее схватили сразу, а ее дружок ускользнул. Знаю, что сделали с этой девушкой полицейские, и что случилось, когда ее дружок вернулся, чтобы ее спасти. Я знаю, что один полицейский, ослепший, потерявший обе ноги, прожил достаточно долго, чтобы сделать предсмертное заявление в машине «скорой помощи» о том, что я сбежал. Других свидетелей не было. Никто больше не видел, что там произошло. Власти решили, что эти две версии не подходят, состряпали хорошенькую байку для публики, купили угрозами мое молчание и погребли меня в Т12.
Я свернул с Холлоуэй-роуд и поехал по Йорк-уэй через путаницу узких улиц, расположенных за Сент-Панкрас. Вокруг маячили лавки подержанной конторской мебели и заведения, где можно освежиться, темные, с закрытыми ставнями, затаившиеся под железнодорожными мостами. На углу улиц стояли парочки геев: в этом году преобладали словаки и шотландцы. Иногда попадались умопомрачительные сомалийские трансвеститы. Затем я снова свернул к Ислингтону, проехал мимо узкого клина парка — множество деревьев и черных камней, вдоль рядов георгианских домов, по улице, где в припадке дикой ревности Кеннет Хэллиуэлл убил Джо Ортона всего через несколько недель после того, как Пол Маккартни пришел навестить их убогое пристанище. Далее я трижды повернул, двигаясь вдоль Риджент-канала, через лабиринты старых фабрик и викторианских террас.
В одном месте, где-то среди развалин на Олд-стрит, меня догнал патрульный автомобиль. После того как патрульные пристроились ко мне в хвост, я повел машину с максимальной осторожностью. Когда они включили мигалку и сирену, сердце чуть не выпрыгнуло у меня из груди.
Но вот их машина вывернула на встречную полосу и понеслась вперед с огнями и визгом. Я съехал к тротуару, заглушил двигатель и вскрыл последнюю банку пива. Я понимал, что надо кончать с выпивкой за рулем, но мне требовалось рулить всякий раз, когда шалили нервы, а я не мог вести машину и не пить. Мне необходимо было отрешиться от своего бренного тела, стать пассажиром в собственной черепушке, причем на всю поездку, а не только на ее часть.
Я допил пиво и вспомнил Криса Фрейзера. Еще один коллега. Его ранили в выходной день. Он шел домой по Гринлейн, когда увидел беспорядок в лавке, торгующей спиртным навынос. Какой-то тип бейсбольной битой крушил бутылки на полках и вопил в лицо владельцу, что если тот не откроет свою вонючую кассу, то будет следующим. Крис вошел и велел парню положить биту. Завязалась драка. Крис поскользнулся на разлитом кларете. Парень жестоко избил Криса, взял две упаковки жвачки и ушел. Крис месяц провалялся в больнице с черепно-мозговой травмой, сломанными ребрами и раздробленными костями правой руки, той, которой он закрывался от ударов. Он вернулся к работе, но стал страдать жуткими головными болями и полностью потерял выдержку. Начал мертвецки пить. Дважды получал дисциплинарное взыскание, затем его временно отстранили от дел. Шесть месяцев спустя он шагнул навстречу грузовику на шоссе А10.