– Женщина, скажи чёрным даргам, что я прогнал большеголовых и они больше не вернутся. Я убил много больших животных и их можно съесть. Скоро сюда приедут даргсу, желтоголовые дарги и алары из моего племени. Их привезут мои огромные сверкающие живые камни. Пусть дарги не пугаются. Они их не обидят. Всё, чёрных даргов больше никто не обидит, я беру их под свою защиту. Я большой ведар. Мне можно верить.
Аларка попыталась передать его слова, но только слабо прохрипела. Митяй снял с пояса фляжку, в которую был налит сладкий травяной чай с коньяком, отвинтил крышку, отпил глоток и протянул её женщине, губы которой запеклись, глаза были красными от усталости, под ними залегли чёрные круги, а щёки ввалились. Она жадно выпила несколько глотков и вслед за этим принялась поить своего хнычущего сына. Тот сделал несколько глотков и быстро успокоился. Всё-таки хотя коньяка в чае было и немного, это же всё-таки коньяк, а не сгущёнка. К фляжке жадно потянулась вторая женщина, помоложе, наполовину аларка и Митяй кивнул. Аларка отпила ещё пару глотков чая, отдала фляжку и заговорила громким, сильным голосом, но сказала раза в три больше слов, чем Митяй и они явно приободрили чёрных даргов и те стали подтягиваться к нему, а некоторые уже поглядывали в сторону убитых верблюдов. Голод не тётка. Однако, гораздо раньше, чем дело дошло до свежевания верблюдов, к чему уже приготовился Игорь, подоспела помощь на восьми Больших Шишигах и вскоре в толпе беженцев, ноги которых были сбиты в кровь, расхаживали медсёстры и медбратья, раздавая всем варёное мясо с ещё не успевшими зачерстветь в камень лепёшками и большие кружки с холодным сладким чаем. Князь Михаил зычным голосом приказал проехать вперёд и разгружать Большие Шишиги, колёсные баржи и становиться лагерем. Неподалёку, километрах в трёх, протекала горная речка с чистой водой, через которую недавно перебежали беженцы даже не успев напиться, вот на её-то берегу они и разбили в два часа пополудни лагерь.
Верблюдов освежевали, из барж выгрузили большие котлы, под них поставили соляровые горелки и пока варился обед и просто грелась вода, переселенцы разбили палаточный лагерь, в который и стали переводить, а иногда и переносить измученных долгим переходом людей. Митяй почти сразу же обратил внимание, что среди них нет ни одного мужчины или женщины старше сорока и что все они отличались от тех чёрных даргов, которых он видел, в лучшую сторону. У этих были куда более доброжелательные лица. Снова найдя ту женщину, с которой он заговорил, ей, скорее всего, уже промыли раны на ногах, смазали их зелёнкой и перебинтовали, а заодно переодели в тёплые колготы, штаны, рубаху из тончайшей замши, замшевое платье зелёного цвета, куртку и даже обули в высокие ботинки. Кажется даже помыли. Её малыша точно не только накормили, но и выкупали, одели с иголочки и даже вручили в руки большую, яркую погремушку. Митяй усадил женщину за стол, малыша уложили в спать в импровизированную люльку из корзины, а перед аларкой поставили тарелку с жареным мясом и картошкой, широкую кружку с шулюмом, полошили на тарелку пару лепёшек и вложили в руку силуминовую ложку. Так что Митяю пришлось учить её есть ложкой, а попутно стал задавать ей те вопросы, на которые уже очень давно хотел получить исчерпывающие ответы.