Примерно в двенадцать ночи на южном направлении бабахнула сигнальная мина и вверх взлетела большая осветительная ракета, выпустила парашют и тут же вспыхнул магний, залив побережье ярким светом, а за ней взмыли в воздух ещё четыре ракеты и Митяй, вскочив на ноги, увидел в их свете с полсотни всадников, застывших на месте. Он кубарем скатился вниз, бросился к мотоциклу и вскоре все двенадцать мощных, трёхколёсных машин, на которых сидело по два человека, вооруженных луками и копьями, помчались вперёд и через минуту взяли всадников в кольцо и осветили фарами. Те моментально ощетинились копьями и взялись за луки, но ведлы активировали свои говорящие камни и те засверкали так ярко, что у большеголовых даргов моментально пропала охота сопротивляться. Когда первая суматоха немного улеглась, Митяй увидел, что всадники притащили с собой полтора десятка больших деревянных волокуш, колеса, похоже, они ещё не знали, а на тех лежат и тихо стонут чёрные дарги, в основном женщины и дети. Ещё он высмотрел среди всадников того самого чурбана, который командовал карателями, взял в руки «Тигра» и решительными шагами направился к нему. После второго гневного окрика тот неохотно слез с верблюда и с опаской подошел к летающему ведлу, которого сразу узнал.
Митяй заранее приготовился к допросу. Понимая, что большеголовый не поймёт ни слова из того, что он ему скажет, он положил в багажник своего мотоцикла бронзовую жаровню с берёзовыми углями и бензиновую горелку. Немного отойдя в сторону, он поставил её прямо на траву, приказал своим спутникам перевезти раненых в лагерь и заняться арестованными большеголовыми даргами, запалил огонь и чуть ли не силой усадил довольно рослого, всего на полголовы ниже, большеголового дарга, если судить по его широким торсу и тазу, а также квадратной челюсти и выступающими надбровными дугами, на траву и начал с ним особый разговор через огонь. Ну, а если точнее, то Митяй, говоря быстрее любого бразильского или итальянского футбольного комментатора, но излагая всё исключительно ведловской речью, принялся вколачивать в его тыковку, украшенную большим матерчатым чурбаном, самые главные основы русской речи и словарь, состоящий примерно из шести тысяч слов, чего вполне должно было хватить для задушевного разговора начистоту. Говорил он со скоростью шестиствольного пулемёта, если ещё не быстрее, и с таким ведловским нажимом, что у большеголового дарга пот лился по бритому лицу ручьями, а глаза расширились то ли от ужаса, то ли от удивления. Через три часа обучение азам русского языка закончилось, Митяй жестом попросил убрать жаровню, залпом выпил большую кружку чая, утёр губы тыльной стороной ладони и прорычал: