Зачитанный почти до дыр «Асканио» Дюма был любимой книгой дочери. Периодически отрываясь от книги, Морозов грустно вздыхал, переводил взгляд на фотографии, развешанные над телевизором, и надолго погружался в воспоминания. Странное дело — в отличие от жены он не помнил всяких там мелких подробностей — какого числа какого года они были в парке Горького или, там, в доме отдыха «Весна». Зато ощущение счастья в глазах ребенка, глядящего на него с фотографии, вызывало воспоминания о его падении с карусели. Или слезах над сломанным соседским мальчишкой велосипедом. Казалось, что это все было ужасно давно, и, в то же время недавно. Вот она с одногруппниками после экзамена — слегка подшофе, с сияющими глазами пытается закрыться ладошкой от объектива. А тут — грустная, слегка растрепанная, с опухшим от слез лицом и потухшим взглядом. Тогда, через несколько дней после ухода Вениамина, ей казалось, что ее жизнь закончена, и ничего хорошего в ней уже не будет…
— Скотина он был редкая… — больше для себя, чем для дочери, пробормотал Морозов. — Только говорить тебе это было, увы, бесполезно. Вы, молодежь, знаете все гораздо лучше нас, стариков… Впрочем, и мы так считали в свое время… …Дочка в компании коллег на чьем-то там дне рождения. Фотография цветная, яркая, и развевающееся в танце платье уже такой взрослой, но все еще непосредственной девочки слегка режет порядком сдавшее за последнее время зрение… …Пухлые щеки трех- или четырехлетней дочери, обнимающей плюшевого слоника, алеют красными пятнами — объевшийся мандаринов поросенок заработал тогда диатез, и еще долго после отдыха на Кавказе Морозов выслушивал от жены претензии по поводу его способности «создавать проблемы на ровном месте».
— А все равно было здорово… — усмехнулся он, вспоминая, с каким удовольствием дочь уминала мандариновые дольки, и с каким вожделением смотрела на пальцы отца, очищающие очередной плод от кожуры. — И плевать на этот диатез — зато она улыбалась… Эх, дочка, дочка… — перевернув страницу книги, Сергей Михайлович, тяжело вздохнув, вернулся к мастеру Бенвенуто Челлини, как раз встречающему воспитанника после утренней прогулки:
— Признайся, ты слонялся в поисках приключений!
— Каких приключений, учитель? — пробормотал Асканио.
— Да откуда мне знать!
— Ах ты, господи, до чего же вы бледны, Асканио! — воскликнула Скоццоне. — Вы, вероятно, не ужинали, господин бродяга?
— А ведь, правда, не ужинал! — отвечал юноша — Совсем позабыл.
— О, в таком случае я согласна с учителем!.. Подумайте только, Асканио не ужинал!