— С Системой бороться бесполезно… А если она не одна, а их несколько — то мы попали… По самое не балуйся… — мой благоверный затравленно посмотрел на брата и вздохнул: — С Земли надо валить…
— Что, вот так прямо взять и уйти? — ошалело посмотрел на Щепкина Ольгерд. — Оставив тут Кириллова, тещу и тестя Мериона, мать Соловья? Простив GIGN-овцам смерть Гены? Ты офигел?
— Отомстить мы сможем и потом… А забрать всех сейчас просто нереально: тут творится такое, что, боюсь, шансов потерять их в процессе перехода гораздо больше, чем на Земле. И потом я бы не стал игнорировать вот это Пророчество! — Вовка кивнул в сторону зажатого в моей руке блокнота и зачем-то потрепал меня по голове.
В глаза брата снова полыхнуло бешенство. Пришлось принимать удар на себя:
— Ольгерд! Не торопись! Тут и правда все очень серьезно… Боюсь, без тебя мы не справимся… Давай так: ты изучишь все, что у нас есть, и потом, если тебе покажется, что важнее вернуться на Землю, то мы так и сделаем, ладно? Ведь несколько часов ничего не изменят, правда?
— Ладно… — злобно глядя на «предавшего» его Щепкина, выдавил брат и, подумав, добавил: — Пусть Эол заводит шарманку. Десять минут до подъезда. Отключаюсь…
— Постой! — завопила я, и, поняв, что Ольгерд передумал прерывать связь, облегченно выдохнула: — Включи телефон на громкую связь — надо, чтобы наши инструкции слышали все… Иначе могут быть серьезные проблемы… Готовы слушать?
— Угу… — после секундной заминки ответил он.
— В общем, делаете так…
Глава 36. Филиппова Анна Константиновна.
Парнишка-стюард оказался очарователен до безобразия — уже через час после его появления в каюте Анна Константиновна вдруг обнаружила, что лежит на ковре, а его руки нежно разминают ее шею, и этот процесс постепенно сводит ее с ума!
Возмущаться таким нахальством оказалось выше ее сил: прислушиваясь к его прикосновениям, Филиппова вдруг поняла, что у нее постепенно сносит крышу — парень годился ей в сыновья, но безумное, совершенно запредельное желание, заставляющее ее прогибаться в пояснице и хрипло вздыхать, отзываясь на каждое его движение, становилось все острее и острее. Казалось, что все окружающее подернулось каким-то вязким туманом — женщина не понимала смысла слов, которые парнишка шептал ей на ломаном русском, не хотела думать о том, что кажется, не закрыла дверь на замок, что курортные романы никогда не были в ее вкусе. И вместо того, чтобы встать с пола и выставить хама за дверь, она все смелее и смелее представляла себе то, что должно было случиться после этих, еще пока скромных, ласк.