— Вы, разумеется, можете на него рассчитывать. Франц…
Слуга все слышал. Кивнув, он удалился в буфетную.
— Куда вы пропали? — спросил Сен-Жермен.
— Похоже, мы пропали оба одновременно. Но вы приняли более мудрое решение: отправиться подальше от Санкт-Петербурга. Я же уступил настойчивым просьбам Алексея Орлова и согласился сопровождать в качестве частного лица эскорт, который перевозил царя из Ораниенбаумского замка в Ропшу.
— Где это?
— Недалеко от Санкт-Петербурга. Мы отправились вчетвером, Григорий, Алексей, их брат Федор и я. В четыре часа утра разбудили Петра Третьего в его спальне, велели как можно быстрее одеться. Мы едва дали ему время умыться, и никто не предложил бедняге ни чаю, ни кофе. Алексей не хотел, чтобы об отъезде царя стало известно, он боялся, что солдаты голштинского полка, расквартированные в казармах неподалеку, поднимут мятеж и освободят Петра. Мы оставили его слуге совсем немного времени, чтобы тот собрал сундук с самыми необходимыми вещами.
Франц подал легкую закуску и графин вина. Он поставил поднос на складной столик перед Барбере. Прежде чем тот продолжил свой рассказ, Себастьян дал ему время подкрепиться. Франц убрал пустую тарелку, затем вновь наполнил бокал шевалье.
— Еще Алексей и Григорий, похоже, боялись, что будет недовольство в гвардейских полках.
— Царь ничего не сказал?
— Вы прекрасно понимаете, что он мог сказать. Он называл нас преступниками. Но когда Григорий направил на него свой пистолет и велел ему следовать за нами, уверяя, что стоящие вокруг войска быстро его урезонят, Петру ничего не оставалось, как повиноваться. Он не знал, что в замке стоит один-единственный полк, а именно Измайловский, тот, который был к нему особенно враждебен. К тому же солдаты были убеждены, что царя везут в Санкт-Петербург. Мы велели ему подняться в карету вместе со слугой и тем же вечером доставили в Ропшу.
— Как он вел себя в пути? — спросил Сен-Жермен.
— Алексей и Григорий прихватили с собой еду. Царь едва дотронулся до этих блюд, которые в России очень популярны: капустный суп и еще какое-то варево из крупы, они называют это кашей.
— За всю дорогу Петр ничего не сказал?
— Он только спросил, где Воронцов и графиня Елизавета. Алексей ему ответил, что канцлер смещен с должности и арестован, а его дочь отправлена в крепость. Но мне переводили не все, что он говорил.
Барбере быстро выпил большой стакан вина и продолжил свой рассказ все тем же тихим, почти монотонным голосом:
— Еще когда мы только прибыли в Ораниенбаум, Григорий меня предупредил, чтобы по возвращении в Санкт-Петербург мы всем говорили: Петр Третий сам выбрал Ропшу. Но чтобы поверить в это, надо совсем не знать тех мест: это укрепленный замок, где Григорий заранее позаботился разместить четыре десятка людей, которым безраздельно доверял. Они должны были стоять на посту днем и ночью. И только там я понял, что Алексей просил меня присоединиться к ним, чтобы было кому составить царю компанию во время обедов и ужинов. Я являлся чуть ли не единственным его сотрапезником. Это было весьма тягостно. Царь спрашивал меня, как я согласился ввязаться в столь постыдное предприятие и кто мне за это платит. Тогда мне никто еще не платил. Я ему ответил, что меня насильно заставили составить ему компанию в его изгнании и что его смещение было требованием народа. Мой ответ исторг из него бурю ругательств в адрес непорядочных людей, которые нагло присваивают себе право говорить от имени народа.