«Карлик, — подумал Себастьян, — это образчик идеального придворного. При том что он стоит неизмеримо ниже сеньора, которому угождает, его влияние обратно пропорционально его положению. Поскольку он ведет себя скромно, предполагается, что он мудр, а поскольку из-за своего роста он находится ближе к земле, ему предписывают благоразумие. Так что его суждения выслушивают охотнее, чем мнения людей, не столь обиженных госпожой Природой. Из этого следует, что он чаще всего оказывается опасным интриганом, поскольку его никто ни в чем не подозревает».
Бальдур необычайно развлекал детишек одним лишь своим видом, а их поведение являло собой поучительный пример природной жестокости двуногих. В десять лет юные аристократы выказывали куда меньше доброты, чем пытались вдолбить им в головы их наставники. Они грубо насмехались над карликом, а он в отместку осыпал их оскорблениями, на которые те не сразу находили что ответить, показывал им нос и издавал непристойные звуки.
К изумлению Себастьяна, одной из артисток, приглашенных на праздник, оказалась девочка-цыганка, которую он подобрал на дороге. Одетая во все новое усилиями коменданта и тщательно умытая, она выглядела очень хорошенькой, и узнать ее было довольно трудно. Юная цыганка склонилась перед Себастьяном в глубоком поклоне. Разумеется, тут же вертелась и обезьянка. Она, как и хозяйка, признала своего благодетеля и, прежде чем начать демонстрировать положенные прыжки и пируэты, стала потешно приветствовать и благодарить его, снимая шляпу. Гости развеселились.
— Даже животные воздают вам должное! — смеясь, воскликнул герцог.
Все внимание теперь оказалось обращено на обезьянку, а не на карлика. Это повергло шута в недоумение.
— Говорят, вы волшебник? — спросил Себастьяна Бальдур.
— Вероятно, вам это поведали дети, — улыбаясь, ответил ему граф.
— Но вы пользуетесь здесь влиянием, которому могли бы позавидовать самые знатные особы. Поделитесь своим секретом! — настаивал уродец.
— Нужно всегда помнить, что такой секрет существует и, кроме того, есть незримая власть, перед которой все мы — карлики.
Уже на следующий день Себастьян вернулся к себе. Жизнь при дворе не оставляла времени для размышлений.
Ровно через неделю, 7 января, посланник герцога прискакал во весь опор в замок, доставив послание:
«Дорогой граф!
Вы оказались пророком. Некоторое время назад вы сообщили мне, что дни императрицы Елизаветы сочтены. Она скончалась. Не настало ли время действовать?
Вильгельм Гессен-Кассельский».
Себастьян тут же набросал ответ:
«Ваше высочество!