Дверь с грохотом захлопнулась.
Он ушел, она его потеряла. Потеряла! Заливаясь слезами, Сенда винила во всем себя.
В этот день началась ее карьера величайшей русской актрисы.
И в этот день навсегда умерла любовь Шмарии к ней.
В тот же вечер Вацлав Данилов вызвал в Китайский кабинет дворца графа Коковцова.
– Ну как? – спросил он у своего кузена. – Все ли мои друзья откликнулись на мое предложение?
– Я бы сказал, откликнулись со всей душой, – сухо ответил граф. – Конечно, ничего другого я и не ожидал. Особенно если учесть, что ты в течение всего сезона будешь платить за развлечения доброй половины города.
Князь проигнорировал эту явную колкость.
– Сделай так, чтобы директор Théâtre Francais получал приглашения во все дворцы, где она будет выступать.
– Послушай, Вацлав! – Граф Коковцов поднял брови. – Она ведь даже не говорит по-французски. И играть может только на русском языке. Это неслыханно.
– Она с легкостью выучит французский. Я бы сказал, что она из тех людей, кто легко может научиться практически всему. Не советую тебе недооценивать ее. Договорись, чтобы директор нашел для нее учителя. И будь осторожен.
– Не волнуйся. Никому и в голову не придет, что за всем этим стоишь ты. Но ты ведь на самом деле не думаешь, что французы могут заинтересоваться ею, не правда ли?
– Нет, думаю. – Князь сложил на груди руки и задумчиво откинулся на спинку стула. – Она очень, очень хороша. Возможно, ей не хватает лоска, но, несмотря на это, от нее глаз нельзя оторвать. – Он помолчал. – Сразу чувствуется, что она станет величайшей русской актрисой наших дней. Почему же не помочь ей в этом? Директор Théâtre Francais может также помочь ей и с уроками актерского мастерства.
– Должно быть, она тебе очень понравилась, кузен.
– Это так, – спокойно ответил князь. Во взгляде его сквозила нежность. – И она будет моей.
– Отлично. – Граф встал и направился к двери.
– Да, еще одна вещь, кузен. Татьяна Ивановна.
– А что с ней?
– Она становится несколько… утомительной. – Князь сделал усталый жест. – Мне она больше не интересна.
«Что означает, – размышлял граф, ступая по инкрустированному паркету назад в свои апартаменты, – что с этой потаскухой покончено».
Мордка не был удивлен. Он не раз служил поверенным в бесчисленных амурных делах своего кузена.
До него вдруг дошло, что он говорит вслух: «Князь дал, князь взял».
Сенда замкнулась в себе и не вставала с постели в твердом намерении сделать ее своей могилой. Тяжелые, постоянно задернутые шторы отгораживали ее от внешнего мира, день смешался с ночью в один бесконечный унылый отрезок безвременной агонии. Она почти ослепла от слез, пока в конце концов у нее их больше не осталось, и потом в течение многих дней ее обезвоженные глаза оставались распухшими и зудели. Она как в тумане вспоминала, как к ней в темную комнату входила и выходила графиня Флорински, как Инга приносила на несколько минут Тамару, как она равнодушно садилась на кровати, пока сменяющие друг друга актеры со все возрастающей тревогой кормили ее с ложечки густым, жирным куриным бульоном. Она напрасно ждала, что Шмария придет спасти ее из этого уныния, но он не приходил. Когда она спрашивала Ингу, не приходил ли он повидать Тамару, девушка отводила глаза в сторону.