И еще:
– …Макияж хорош, Макс. По-настоящему хорош. Ты так здорово подчеркнул ее глаза. Они придают ей какой-то… гммм… неземной вид, тебе так не кажется? И в то же время делают ее сексуальной. Женщины влюбятся в нее и станут ей подражать, а мужчины будут просто готовы съесть ее, представляя себе, как она выглядит в спальне. Отличная работа, Макс.
И затем:
– …А мадам Вионнет – это что-то! Не имея ничего, кроме размеров, она сшила такое платье. Знаешь что, мы закажем ей весь гардероб, может быть, даже попросим ее сделать несколько эскизов к костюмам для наших фильмов.
Тамара прикусила губу, чувствуя, как в ней нарастает отвращение. А как же я! – молча вопрошала она. – Разве я не имею ко всему этому никакого отношения? Разве это не меня они обсуждают? После всего того, что мне пришлось пережить…
Ей хотелось кричать.
Но вместо этого она лишь бросила на Скольника гневный взгляд и сердито откашлялась.
Не обращая на нее никакого внимания, Скольник щелкнул пальцами в сторону Зиолко, и тот сразу же вышел в холл, знаком приказывая двум санитарам внести занавешенное трехстворчатое зеркало. Тамара во все глаза смотрела на него, сердце ее бешено колотилось. Момент истины был совсем близок.
Гнев мгновенно оставил ее, уступив место страшному возбуждению.
Скольник с улыбкой подошел к зеркалу и жестом фокусника откинул в сторону простыню.
Охватившее Тамару возбуждение граничило с паникой. Что она сейчас увидит?
Дрожа всем телом, она заставила себя медленно подойти к зеркалу и увидела свое троекратное отражение. У нее вырвался возглас изумления. Сзади к ней подошел Скольник. Лицо его было наполовину скрыто ее собственным лицом, и его единственный видимый глаз с удовлетворением взирал поверх ее правого плеча.
Она недоверчиво покачала головой, нахмурилась и снова покачала головой. Благородное, с высокими скулами лицо, смотревшее на нее из зеркала, было красиво почти неземной славянской красотой. Пышные платиновые кудри сверкали ангельской белизной. Ее стройная фигура совершенством своих пропорций напоминала лучшие из греческих скульптур. Нос был тонким, благородным и совершенным. Вообще все в ней дышало совершенством. Изогнутые брови нельзя было назвать иначе как великолепными. Зубы – ослепительными. Кожа своей полупрозрачной чистотой напоминала прекрасное белое десертное вино. Даже она сама была очарована своими теперь абсолютно одинаковыми глазами с тяжелыми веками, искусно подкрашенными Максом Фактором.
– Ты себя узнаешь? – тихо спросил Скольник, наклонясь к ее уху.
– Я… я не знаю, – запинаясь, проговорила Тамара, легонько касаясь лица кончиками пальцев. – Это… это не прежняя Тамара Боралеви.