Он почувствовал, как ее руки торопливо расстегивают на нем рубашку. Ее ладони были удивительно горячими по сравнению с холодными струями дождя. Коул же не мог возиться с какими-то пуговицами. Руки у него тряслись, кровь бешено пульсировала в жилах. От желания или от будущей грозы? Он сам этого не знал. Коул знал только, что должен овладеть ею – невзирая на грозу, невзирая на прошлое.
Ее губы страстно ласкали его грудь, зубы покусывали сосок… Коул содрогался от желания. Он тоже хотел ласкать ее. Он схватил край ее юбки и грубо задрал ее вверх. Эви взяла его руку и направила внутрь, к полоске влажного шелка, в сладостную влагу… Одно прикосновение его пальца – и она застонала…
Дальше Коул не помнил ничего, кроме жара, раскатов грома, скользкой глины и желания. Все произошло слишком быстро. Она звала его – без слов, но настойчиво, – умоляла его любить ее… И никакой смерч не мог ему помешать.
Эви наклонила голову. Из душа хлестали струи горячей воды. Она прижалась спиной к холодному скользкому кафелю. Соски набухли и болезненно ныли. Впервые за свою бродячую жизнь Эви не боялась заразиться грибком или еще какой-нибудь дрянью и не думала о том, как соблюдаются гигиенические нормы в этом небольшом мотеле. Она прикрыла глаза, наслаждаясь тем, как хлещет по груди горячая вода.
Но даже прикосновение струй воды возбуждало ее. Стоя в ванной комнате, быстро наполнявшейся паром, Эви обняла себя за плечи и плотно сжала колени. Да, там, в кювете, посреди завывания бури, она отдалась Коулу Крику. Они любили друг друга в грязи, в потоках струящейся воды…
Ей должно было быть страшно. Но она не видела ничего, кроме Коула. Ветер свистел и завывал. Этот вой слышался отовсюду и ниоткуда. Порывы ветра хлестали и секли их струями дождя. Они стояли по колено в воде, которая быстро прибывала.
И Эви неслась по течению. Она дала себе волю – и бросилась в его объятия. Она делала такое, что ей раньше и не снилось. Она расстегнула его джинсы, сунула туда руку, почувствовала, как напряглась его плоть. Его скользкие от глины ладони прошлись по ее бедрам, обхватили ягодицы, приподняли ее… Дождь был холодным, а тела их – горячими. В реве бури Эви так и не услышала, когда порвались ее трусики, и не заметила, куда они исчезли. Она обнаружила, что их нет, только тогда, когда Коул на миг замер и она ощутила у себя между ног его напряженный, горячий член. Ничто не преграждало ему пути – никакого белья, никаких сомнений и колебаний…
Шум воды, льющейся из душа, прервал ее воспоминания. Эви посмотрела на свои руки. Под ногтями залегла черная полоска грязи. А о волосах даже подумать страшно! Эви скрипнула зубами, оторвалась от стенки и встала под душ, чтобы смыть глину с волос.