— Я хочу знать, — взвешивая слова, сказал учитель, — почему ты полагаешь, что Рассвет, встреченный тобой, будет лучше, чем Рассвет, засвидетельствованный кем-либо иным? Например, Уртхангом?
— А если я вовсе и не полагаю так? — быстро спросил Меррен.
— Не шути, — металлическим голосом предупредил учитель. — Так почему?
— Лучше зло, которое я знаю в себе, чем добро, которого я не знаю в другом. Это субъективно, но другого мнения у меня нет — и ни у кого нет. И не может быть, во всяком случае у человека. Каждый судит по себе и решает для себя. Разве что бог умеет рассудить за всех. С высоты небес разница даже между объективным и субъективным может оказаться неразличимой. Но я почти убежден, что добро в восприятии бога не совпадает с добром по человеческим меркам. Мы можем только надеяться, что дорога к храму Рассвета пропустит достойного.
— Уверен ли ты, Анси, что самый лучший, самый достойный — это ты?
— Нет, — твердо сказал Меррен. — «Хороший-плохой», «добрый-злой» и прочая чушь — это оценки, которые уместны в школе. Но в истинной жизни в расчет не берут медалей по поведению. Я сознаю свою ограниченность — по-моему, этого уже немало.
— Тогда не гордость ли тебя влечет к берегу Начала? Или даже скажем резче — гордыня?
— Конечно, гордость. Гордость, честолюбие, слава и жажда власти. Но я вижу свою цель ясно, и не боюсь назвать ее своим именем — значит, иду вперед обдуманно и отнюдь не слепо. Уж лучше осознанная и обузданная гордыня, чем бессознательное и неуправляемое честолюбие.
— Ты говоришь, как законченный эгоист, — со скрытым одобрением сказал учитель. — Что ж, очевидно, для тебя следующий мир — твой мир — будет хорош. Но может быть, лучше отдать победу тому, кто заботится не только о своей власти? Тому, кто подарит счастье людям? Счастье или хотя бы покой — для всех, сразу?
— Кто рискнет знать, в чем счастье всех людей одновременно? — задумчиво сказал Меррен. — К тому же постепенно люди и сами найдут свое счастье — каждый в отдельности. Они сами создадут его для себя и для своих любимых. Создадут своими руками — ведь только это и есть настоящее счастье.
— Предположим, — согласился учитель. — Пусть ты не хочешь менять людей, преображая их по образу своему и подобию. Тогда, возможно, ты сможешь преобразить самый мир, чтобы стал он хоть немного лучше, чем тот, в котором мы с тобой сейчас живем?
— Я не знаю, что в мире лучше, а что хуже, — с горечью сказал Меррен. — Я сделаю следующий мир — это все, что я обещаю.
— Но будет ли в нем хотя бы чуть-чуть больше добра?
— Не стоит сравнивать уже существующее и всего лишь мыслимое. Может быть, в том, следующем мире будет меньше зла — но что я могу знать наперед? Помни, когда я стану богом, человек во мне умрет, исчезнет, растворится в более мощном потоке понимания. Я постараюсь умереть с легкой душой.