И тут Меррен заметил смертельно бледного Дюберри, беззвучно замершего в двери. Юный паж смотрел на него с ужасом и восхищением.
— Нет, учитель, — Меррен обворожительно улыбнулся, и только глаза его по-прежнему были полны слепой муки. — Твое последнее домашнее задание исполню не я.
— Не понимаю… — начал было учитель, проследил взгляд Меррена и обернулся.
— Подойдите ко мне, Дюберри, — ласково сказал Меррен. — Я имею счастливую возможность представить вас моему почитаемому наставнику. Сегодня на закате, друг мой, мы вдвоем с мейрессаром советником дадим вам первое наставление в трудной науке убивать.
Альрихт Родефрид второй день подряд плохо спал и плохо просыпался. Два дня подряд в Фенгеблате опять шел дождь, теплый, сильный, только унылый, какой-то напрочь безысходный. В Гетменди вовсю правила весна. Но дождь решительно брал свое — как лихой наемник порой облагает побором мягкотелого и безвольного состоятельного властителя; и весна вдруг стала похожа на осень.
В лужах плавали бледные сбитые лепестки яблонь и каштанов, на дне луж разбухшими червяками шевелились опавшие сережки и красили воду в бурый цвет. Вода становилась темной и казалась опасно глубокой. В воздухе висел ни с чем не сравнимый запах мокрых листьев и мокрой коры, отчего все в целом еще больше напоминало осень. Молодые листочки, промокшие насквозь еще в пеленках почек, поначалу было рванулись в рост, навстречу живительной влаге, но потом озадаченно притихли, уяснили, что вода теперь всюду, и словно постарались втянуться обратно, в свои лопнувшие по швам, но все еще уютные кожистые гнездышки. Поэтому деревья стояли почти нагие, темно-серые, едва покрытые нежно-зеленой накипью. Только каштаны уже вывалили свои широкие бездумные языки навстречу первым же теплым дням, и теперь с веток недоуменно свисали мокрые зеленые простынки, а голые ершистые скелетики погашенных дождем свечек вызывающе торчали вверх, показывая низкому серому небу неприличное.
Под дождем без энтузиазма бродили участники Великого Протеста Объединенных Гильдий. Дождь разобрался по-свойски с огнем негодования, переполняющим сердце каждого свободного гетмендийца. Большая часть негодующих и объединенных вдруг почувствовала настоятельную потребность именно этот день провести в лоне семьи, а те немногие, кто все-таки выбрался из-под крыши, почему-то стали казаться себе полными идиотами. Дождь работал деловито и неторопливо, и возможно, именно эта неторопливость помогла вышедшим на улицы в полной мере осознать свою ошибку. Ведь ни один человек в здравом уме не станет стоять под рассохшейся двухсотведерной бочкой, ожидая, пока все ее содержимое осторожно прогарцует по его макушке.