Осознав ошибку, негодующие горожане сдержанно обругали бездушный сволочизм природы и ушли искупать свои грехи пивом. Поэтому гильдия пивоваров имела все основания считать марш протеста удавшимся.
В среде героев, оставшихся на страже народных интересов, вдруг произошел раскол. Один из героев стал сильно размахивать руками и говорить остальному народу веские слова. С рукавов слетали струйки воды и попадали народу по лицам. Народ безмолвно утирался и слушал с напряженной серьезностью. Отговорившись, раскольник безнадежно махнул рукой, подошел к транспаранту «Долой старейшин», снял полосу ткани с жердей и закутался в нее с головой, как в фидийский пуховый платок. Получилось так, будто на раскольнике сверху красным по белому написано легкомысленное «ой ста». Остальной народ, в количестве четырех единиц, взирал на него с немой обреченностью.
Дождь припустил сильнее. Раскольник неслышно взвыл, пританцовывая в луже, подбежал к окну мэрии и постучал. В окне появилась морда старшего стражника. Раскольник стал показывать ему что-то руками, с жаром подпрыгивая и часто указывая себе за спину. Стражник слушал внимательно и сосредоточенно, иногда кивая, но форточку не открывал. Народ стал нерешительно приближаться, выражая спинами покорность судьбе и стихии. За это время его осталось трое. Куда делся четвертый, Альрихт заметить не успел.
— Сударь! — негромко сказала служанка за спиной. — Завтрак готов.
Альрихт вздохнул и отошел от окна.
— Еще прибегал мальчик из Коллегии, принес письмо вам и на словах передал, что господин Клеген просят быть на большом сборе, как вам только удобно покажется. Господин Клеген рассудили по погоде и по всей жизни, что особое время сбору назначать невместно. Вот сейчас, значит, мальчики его всех оббегают и в Коллегию позовут, а как, значит, часа через два господа соберутся потихоньку, тут, стало быть, и сбор. А ежели кто раньше других дойдет, так господин Клеген велели варить пунша, грога, вадинка и глинтвейна с перцем, и чтоб побольше.
— Давай письмо, — сказал Альрихт и сел за стол.
Есть не хотелось. Вообще ничего не хотелось, даже жить. Альрихт невольно задумался мимоходом, то ли это настроение у него из-за дождя такое паскудное, то ли, наоборот, дождь покорно вторит его настроению. Впрочем, Альрихт точно знал про себя, что с великими мастерами силой ему не тягаться, а значит, вряд ли дождь станет грустить вместе с ним.
Сила набирается с возрастом и опытом. Альрихт был слишком молод для того, чтобы рождать легенды Силы. Рассказывали, что Торосанаги Туамару однажды разгневался на хамоватого трактирщика, но наказать его не успел. Земля дрогнула от гнева адепта, и негодяя привалило рухнувшей стеной. Попутно землетрясение разрушило семь городов и до сотни деревень, но выжившие не рискнули попенять мастеру. Еще рассказывали, что однажды зимой Мирти Кайбалу влюбился. Весь месяц шефим от Угарана до Делькорта цвели сады и пели птицы. В праздничную ночь Терен-Велькс в саду короля Каэнтора на розовом дереве распустился цветок дивной красоты. Знающие люди утверждали, что такое было предсказано в древних свитках, и надо понимать это, как знамение грядущего чего-то там. Король попросил августалов проверить, было ли такое пророчество. Августалы проверили, и, очевидно, выяснили, что было, потому что Кайбалу спешно отослали в пустыню Сирранион, а ректор Хурсем и мистарх дан Син приложили немало усилий, чтобы справиться с последствиями обрушившейся на Умбрет любви. Но все равно озимые померзли, сильно побило вишни, а у бирнейского омуля на хрен сбился нерест, и два года никакого улова, почитай, что и не было. И еще много чего рассказывали о великих мастерах, живых и ушедших на Запад. Но Альрихту Родефриду до легенд о Силе оставалось еще лет сто. Ну может, девяносто.