Легенды рассказывали о его Мастерстве.
Это Альрихт из пламени свечи соткал подвенечную накидку для дочери короля Гедемаха. Это Альрихт вопрошал песчинку о скале, которой та раньше принадлежала. Это Альрихт уговорил росу выпасть в кубок Арни Нортенийского, когда тот захотел по-настоящему свежей воды. И самое длинное в мире заклинание произнес тоже Альрихт. Он говорил четыре часа без перерыва, ни разу не сбился, ни разу не ошибся, ни разу не промахнулся, и выполнил один то, с чем раньше опытные маги справлялись вчетвером-впятером, за пару дней, и с очень солидными затратами энергии.
Альрихту хватило света солнца.
Вот почему в двадцать два года Альрихт Родефрид был гроссмейстером Коллегии Таинств. А стапятидесятисемилетний Вюр Клеген — только ученым секретарем.
Но над Фенгеблатом шел дождь, и у гроссмейстера было отвратительное настроение. Ему очень хотелось впасть в сосредоточение и разогнать облака к сучьей маме.
— Что наверху, то и внизу, — сказал он ворчливо.
Служанка непонимающе посмотрела на него.
— Сливок, сударь? — на всякий случай спросила она.
— Все, что творится над Фенгеблатом, потом падает в Фенгеблат, грустно сказал Альрихт, расправляя салфетку. — Давай сливки.
Облака нужно было разогнать, просто необходимо. Эти проклятые облака сводили его с ума, доводили до бешенства. И дождь, монотонно барабанящий в карниз, мешал думать. И хлюпающие, чавкающие, булькающие и журчащие звуки, доносившиеся с улицы, невероятно раздражали. А сил — ударить в небо огненным кулаком и разнести весь этот туманный хлам в клочья, до горизонта! — не было. А на сосредоточение не было времени. И главное, не было права. Пока еще не было.
— Завтра, — пообещал он себе вслух, — завтра.
— Сударь?
— Ничего, это я не тебе. Письмо давай.
В письме, как и следовало ожидать, не было ничего интересного. Сводка по положению на вчерашний вечер, несколько маловажных справок, копия доноса… Еще один донос на Ирчи Морену. Чем он всем так не угодил, бедняга Ирчи? Талантливый, умный, самостоятельный… наверное, это как раз и огорчает великодушных коллег. Да, господа, на Морене демонстрировать великодушие трудно, он в нем не нуждается. Так что остается единственный выход: облаять человека, а уж потом великодушно простить.
Альрихт с некоторым интересом просмотрел донос. Ну, что там на этот раз? Что еще удалось придумать?
На этот раз фантазия денунциатора не испытывала радостного возбуждения свободного полета. Она трудолюбиво работала махалками, но полет получался приземленный и неинтересный, над самыми лужами. Вчера вечером, оказывается, коварный Морена, предварительно защитив канал, просвечивал что-то в южной Сенейе. Как известно, еще в шестнадцатый саир капитан Ник Уртханг, наш соперник и вообще изверг рода человеческого, прибыл в первый промежуточный лагерь, каковой находится как раз в Южной Сенейе. Вот и спрашивается, что там высматривал коварный Морена, а если честно шпионил во благо Коллегии, то отчего не доложил по инстанции? Не следует ли это понимать так, что у помянутого коварного Морены с помянутым столь же коварным Уртхангом сделался заговор и интрига?