— «13013»… «13013»… Надо сходить к попу. Он быстро налил третий, перекрестился, выпил.
— Вот оно дело-то какое… Ах ты, боже мой! Из густо замерзших окон глядел снежно-пуховый, в трескучем морозе, день.
Петр Данилыч уехал в уездный город.
Анфиса осиротела. Ее сердцу безотрадно и тревожно. Зажалела она Прохора, крепко всплакнула о его лютой доле. Каждый вечер, до глубокой полночи раскидывала Анфиса карты, пыталась далекую его судьбу узнать, и все плохая судьба выходит, винновая масть верх берет. Ой, ой, господи! Надо бы сходить к Марье Кирилловне: наверно, сердечная, извелась вся, да как пойдешь? А вдруг не допустит, вдруг скажет: «вон!»
Так в душевной невзгоде проводила она время, а Петр Данилыч мчал без передыху на перекладных.
— Бубенцы, слышь, парень, к черту. Мне не до бубенцов, — приказывал он ямщикам и всю дорогу был молчалив и мрачен.
Тоскующими глазами оглядывал он серебряную даль, выплывавшие из холодных туманов леса, полную, замкнувшуюся в широкое кольцо луну, — и всюду ему чудился Прохор: вот он несется по кипучим волнам Угрюм-реки; вот, сгорбившись под тяжкой ношей, скользит на лыжах по сугробам; вот изнемог, повалился, коченеет.
Петр Данилыч кряхтит, крестится:
«Святый апостол Прохоре! Не дай загинуть!»
Но скрип полозьев говорит: «Прощай, отец… Про-ща-а-й…»
С такими гнетущими мыслями, в которых, как в море щепка, хлюпалась виноватая душа его, он свершил весь путь…
«Сибирские номера» — единственная в городишке гостиница, куда подкатили взмыленные в морозной ночи кони, помещалась в безобразном, как острог, сыром и холодном, каменном здании. Нескладный, как ведерный самовар, керосиновый фонарь у входа, скрипучая с визгливым блоком дверь и гулкий сумрак в узком, пропахшем прелью коридоре.
— Эй! Кто тут есть живой? — крикнул Петр Данилыч и, не получив ответа, нарочно громыхая подшитыми кожей валенками, пошел по коридору. Тишина и мрак.
— Давай в номера грохать, — сказал он ямщику, и они оба с ожесточением начали тузить кулаками и ногами в каждый номер по очереди. Из одного номера грубый голос:
— Какого черта надо?
— Где коридорный? — обрадовался Петр Данилыч.
— Я почем знаю!.. Дурак какой…
— Я спрашиваю, где коридорный!.. Не на улице же мне ночевать… Я приезжий купец, Громов…
— А вот я те выйду, так покажу купца Громова… Даже с каблуков слетишь! — сатанел за дверью голос. — Вот только дай мне штаны приспособить… Постой, постой!..
— Шляются по ночам разные, — неожиданно заверещала за той же дверью женщина. — Поспать не дают… Черти, дьяволы!..
Петр Данилыч обложил их по-русски и с проклятиями загрохал в следующий номер. Но вот в глубине коридора заскрипела немазаная дверь, и пискливый голос позвал: