– Ну, между нами, девочками, – начала наша спутница, – дело было так. Много лет назад здесь на побережье стояла харчевня. Местный залив очень удобен для подхода судов, и многие моряки, торговцы и даже разбойники охотно останавливались здесь выпить кружку вина или кувшинчик эля. Хозяин харчевни сдавал комнаты для ночлега, и поговаривали, что в этих комнатах красивые служанки не только заправляли постель…
– Ого, что-то вроде публичного дома? – уточнил я.
– Да, да, целый дом служанок, готовых на все. Хозяин богател, а харчевня стала пользоваться дурной славой. Но вот в эти края пришел странствующий монах. Имя ему было Ефроим. Он поселился на краю мыса, выстроил хижину и дал обет разрушить это гнездо разврата. Год и три месяца он приходил к харчевне, читая гневные проповеди погрязшим в распутстве душам. Год и три месяца он подвергался побоям, оскорблениям и унижениям. Постепенно вокруг него собралась группа монахов-единомышленников. Они так усердно молились, что однажды в грозовую, страшную ночь дом запылал! Он сгорел дотла, и жившие там разбрелись, как овцы без пастуха. В великой радости Ефроим возблагодарил Господа Бога за проявленную справедливость и основал на месте харчевни монастырь.
– А после его смерти монастырь стали называть именем Ефроима Приблудного, что значит «при блуде» – в смысле, что он жил и боролся при этом безобразии, – встрял Жан.
– А монахи этого монастыря, – вновь перехватила инициативу Лия, – слывут самыми добропорядочными и целомудренными.
– Да, история поучительная. Ты напомни мне, чтобы я записал, когда время будет. Но сейчас мы торопимся, и архитектурный памятник придется обойти.
Однако у пристани (слишком громкое название для двух полуразвалившихся мостков) нас встретила целая делегация монахов-приблудцев. Они с улыбками взяли под уздцы наших лошадей и, не слушая возражений, с почетом повели нас в монастырь. Я пробовал брыкаться, но одно из вежливых объяснений этих божьих слуг заставило меня заткнуться: «Отец настоятель давно ждет благородного лорда Скиминока, его оруженосца и пажа…» Выходит, нас здесь знали?
– Еще бы, лорд Скиминок! Слава о ваших подвигах долетела и до наших мест…
Настоятель монастыря оказался толстым свинообразным мужчиной лет пятидесяти с неестественной, словно наклеенной, улыбкой. Знаете, перерисовав не один десяток портретов, привыкаешь разбираться в человеческих лицах. Мы сидели в трапезной за обильным обедом, и чувствовалось, что все лишения и искусы монахи компенсируют хорошим питанием. Худых не было вообще – все братья как на подбор: розовые, упитанные, откормленные. Лию пока принимали за мальчика-пажа, и она благоразумно помалкивала, а мы с Бульдозером поддерживали разговор.