– Я бы тебе сказал, что у меня, – вспылил генерал. – Все, заболтались. В воскресенье звони и подъезжай.
И через некоторое время Гуров перешел с Петровки в министерство старшим оперуполномоченным по особо важным делам Управления по борьбе с организованной преступностью. С альма-матер он расстался без цветов и напутственных речей, люди жили так трудно, неустойчиво и тревожно, что каждый замкнулся на себя, интерес к ближнему истончился до предела, жизненные ценности перемешались до смешного. Так, задержание особо опасного преступника и добыча нескольких килограммов чего-то съестного расценивались человеком как победа почти равнозначная. И была бы такая жизнь смешной до слез, если бы не опустошала, не озлобляла и не превращала бы человека в существо циничное и равнодушное. Телевидение и газеты сообщали о съездах и сессиях, которые с завидным постоянством, словно времена года, сменяли один другую. Журналисты и писатели наперегонки с восторгом разоблачали сотрудников МВД и КГБ, которые сплошь оказались подлецами и преступниками: убийцами, в лучшем случае взяточниками. А ведь еще вчера бесстрашные сыщики и чекисты сомкнутым строем маршировали по страницам книг и газет, верные ленинцы и дзержинцы, рыцари без страха и упрека, с экранов телевизоров смотрели мудро и устало и лишь фактом своего присутствия гарантировали советскому человеку сытую жизнь и спокойствие.
Читая очередное разоблачение, Гуров порой приходил в бешенство. Раз настало время говорить только правду и расставить все точки над «i», то каждый должен начинать с себя, а не напяливать на плечи белоснежную мантию и тыкать в грешников безупречным указующим перстом. Порой раздраженного сыщика подмывало проделать простенький эксперимент. Выбрать парочку из особо злоязычных и изобличающих, поднять их статьи и книги десятилетней давности и процитировать зарвавшихся «классиков». Опубликовать избранные куски без комментариев и закончить статью примерно так: не честь мундира защищаю, честь – она либо есть, либо ее нет, и в защите она не нуждается. Но уж если призываем к всеобщему покаянию, то начнем с людей, которые стоят на судейских трибунах. Пусть покажут пример, расскажут о себе, а не кричат, срывая голос: «Ату их! Ату!»
В застойные времена Гуров всегда избегал говорить, где работает, представлялся как юрист, жаловался на засилие бумаг и рутинность служебного бытия. Но вскоре все равно узнавалось, что он сыщик угро, и люди в большинстве своем смотрели на него либо с уважением, либо настороженно. Сегодня его профессия в основном вызывала насмешку, брезгливую улыбку, рассказы о творящихся беззакониях, полной некомпетентности и беспомощности правоохранительных органов.