– Спасибо, Князь! – Мария подняла рюмку и выпила. – Мне достаточно, я пойду собирать чемодан, а вы вспомните детство, молодость вам вспоминать еще рано, вы молоды.
– Лев Иванович, твоя женщина стреляет навскидку, каждая пуля в сердце. – Шалва выпил.
– Согласен, удивляюсь, что еще жив. – Гуров лишь пригубил.
Мария вышла, Шалва налил в бокал боржоми, сказал:
– Я бы хотел, чтобы Мария слышала наш разговор, но ты мужчина, тебе решать.
– Говори, Князь, если сочту необходимым, то расскажу Марии. Но это вряд ли, в моей работе человек должен знать лишь то, что ему знать необходимо.
– Ну что ж, тебе решать. – Князь налил себе коньяку, выпил без тоста, отер усы. – Ты знаешь о взрыве автобуса, погибли несколько человек, из них двое детей?
– Телевидение и газеты пробили нам головы. Единственный теракт, когда удалось задержать преступника. Расследование провели в рекордные сроки, уже состоялся суд, вынесена высшая мера, русский народ ликует.
– А ты нет? – Князь взглянул испытующе.
– Почему нет? – Гуров говорил неторопливо. – Террористов необходимо задерживать, судить, и с приговором я в данном случае согласен. Хотя в принципе против высшей меры наказания.
– У тебя лицо человека, которого ничто не волнует.
– Меня сегодня настолько многое приводит в бешенство, что задержание и расстрел одного террориста не волнуют. Неизвестно, сколько чеченцев – и женщин, и мужчин, и детей погибло в этой войне?!
– Ты что же, оправдываешь такие ответные меры?
– Никогда! – Гуров хотел отставить свою рюмку, вместо этого выпил. – Преступник, тем более убийца, должен быть задержан и осужден. Ну хватит, Князь, говори по делу.
– Ты грубый человек, Лев Иванович.
– Прямолинейный, не веду разговоров, которые мне неприятны. Ты пришел по делу, говори. Ты трусишь, Князь, разбегаешься. А при твоей комплекции нельзя долго разбегаться, иначе можно не прыгнуть, а упасть.
Гуров болезненно относился к войне в Чечне. Он и раньше скептически относился к Президенту, а после его переизбрания, в котором участвовал и сам, когда война в Чечне вопреки обещаниям вспыхнула с новой силой, полковник ощущал злое бессилие. Теперь явился этот сытый, богатый грузин, ведет светскую беседу, ковыряет толстым пальцем в открытой ране.
– Ты не любишь меня, я могу уйти. – Князь даже отодвинулся от стола, усы у него обвисли, лицо приняло обиженное выражение.
– Ты не можешь уйти, Князь! – Гуров заговорил шепотом, голос оттягивало в хрип. – Раз ты пришел ко мне – тебе некуда деваться. По телефону ты сказал, что торопишься, не можешь подождать до вечера. Говори.