Война с Сербией, в которую Австрию сознательно втягивали сербскими интригами, инспирированными Россией, была ловушкой, в которую австрийское правительство попало. не понимая, что создает для России повод объявить всеобщую мобилизацию и вступить в войну, представив, таким образом, Австрию и Германию злонамеренными поджигателями большого мирового конфликта (47).
Армия Франца-Иосифа изготовилась к атаке на Сербию, Вильгельм был вне себя от радости — не думая о возможных последствиях. После еще одного раунда чисто формальных дипломатических телодвижений между Лондоном, Берлином, Парижем и Санкт-Петербургом австро-венгерская армия 28 июля подвергла бомбардировке Белград. Война началась.
Россия, тайно подстрекаемая Францией, обещавшей всестороннюю помощь и поддержку (48), начала мобилизацию, подтягивая войска к западной границе, а германские генералы ждали лишь зеленого света от кайзера, чтобы начать наступление по плану Шлиффена. Пурталес, германский посол в Санкт-Петербурге, сломя голову примчался в министерство иностранных дел и попросил министра Сазонова отменить мобилизацию. Он повторил свою просьбу трижды. Когда русский министр в третий раз отклонил эту просьбу, Пурталес дрожащей рукой протянул Сазонову ноту германского правительства об объявлении войны. Это случилось 1 августа.
Получив из России известие о концентрации войск на границе, Вильгельм в какой-то степени пробудился от спячки и признал серьезность сложившейся ситуации:
Таким образом, тупость и неуклюжесть союзника превратились в капкан. Итак, пресловутое окружение Германии стало наконец свершившимся фактом... Ловушка неожиданно захлопнулась над нашими головами, а чисто антигерманская политика, каковую Англия столь издевательски проводила по всему миру, одержала весьма убедительную победу, которую мы оказались неспособными и бессильными предотвратить, ибо Англия, невзирая на все наши усилия, заманила нас в расставленные сети, пользуясь нашей верностью союзу с Австрией, решив удушить наше политическое и экономическое существование. Великолепное, блистательное достижение, которым склонны восхищаться даже те, для кого оно означает катастрофу (49).
Это действительно была катастрофа, и винить в ней Германия могла только саму себя.
Когда разразилась война, Распутин бормотал: «Нет звезд на небе... океан слез... наша отчизна никогда не переживала такого мученичества, какое ожидает нас теперь... Россия захлебнется в своей собственной крови» (50).
Совершив еще один театральный жест, Британия — пока Германия готовилась к наступлению на Западном фронте — прибегла к последней уловке, обратившись к противникам с мирными предложениями, объявив, что готова гарантировать свой нейтралитет и удержать Францию от помощи России в назревающем русско-германском конфликте, если Германия воздержится от нападения на Францию. Этот хитрый подвох, который Вильгельм с дьявольским упорством старался считать английским одобрением своего вторжения в Россию, едва не заставил и без того потрясенного Гельмута фон Мольтке прекратить наступление: германская мобилизация была завершена, армии готовы к броску, настаивал начальник генерального штаба.