Гитлер, Inc. (Препарата) - страница 97

В ноябре 1919 года, давая показания комиссии Конституци­онной ассамблеи по расследованию военных событий, второй член военно-политического дуумвирата генерал Гинденбург, ге­рой Восточного фронта, уничтоживший русские армии в Ма­зурских болотах*,

* См. главу 1, стр. 55.

отчеканил эту мысль, превратив удар в спину в лозунг политической реакции: «Из-за преднамеренного разло­жения флота и армии... наши военные операции неизменно за­канчивались неудачами; крах был неизбежен... Английский ге­нерал был прав, когда сказал: «Германскую армию ударили ножом в спину» (И).

«Удар в спину»: в то время это выглядело вполне правдопо­добно — в конце концов, германская армия не потерпела ни од­ного сокрушительного военного поражения. Красная пропаган­да была реальной и весьма ощутимой; республика была идеей Вильсона, а Версальский договор стал для всех немцев отврати­тельным бесчестьем и унижением. Поэтому многие не без осно­вания считали, что Веймар был не чем иным, как пародией, одиозной карикатурой, достойной презрения или, в лучшем случае, полного безразличия; Веймарская республика не могла требовать от Германии большего. Республика с самого начала превратилась в арену жульнического политиканства — серого, скучного и бесцельного. Бесконечная череда веймарских прави­телей являет собой апофеоз анонимности — все эти забытые фигуры, эти brasseurs d'affaires, по очереди занимавшие на ко­роткое время место на капитанском мостике тонущего корабля, несущегося по воле волн, силе которых они не могли сопротив­ляться. История, однако, запомнила два имени: Матиас Эрцбер­гер и Вальтер Ратенау.

Оба эти человека, хотя и разительно непохожие друг на дру­га, явились воплощением искусства возможного: многогранные личности, одаренные и гибкие — в интеллектуальном и светском плане — настолько, что впали в грех тщеславия, вообразив, что могут направить мир в любое нужное им русло. Каждый из них воображал, что способен изменить трагическую судьбу Герма­нии; если говорить более конкретно, то они думали, что смогут перехитрить Британию и обыграть ее в этой игре, превратив Веймар в работоспособный инструмент политики, — именно по­этому история их и запомнила. Их самопожертвование оказа­лось неоправданным и ненужным, но весьма показательным в том, что касается зарождения и созревания нацизма.

Матиас Эрцбергер, депутат рейхстага от католического цен­тра, обладавший неукротимой энергией, начал политическую карьеру в первом десятилетии двадцатого века с расследования скандалов, связанных с имперской колониальной политикой (хищения, жестокое обращение с туземцами, раздутые счета за правительственные заказы и т. д.); обнародованные Эрцбергером факты привели к отставке директора колониальной адми­нистрации и его молодого секретаря Карла Гельфрейха. Этот последний тем не менее впоследствии стал играть не послед­нюю роль в германской политической жизни, питая смертель­ную ненависть к Эрцбергеру (12). Подобно большинству своих современников, Эрцбергер был воплощением диссонирующей немецкой двойственности, открытой в свое время Вебленом, а именно смеси шовинизма и прогрессивных чаяний. Во имя «возможного» Эрцбергер смирился с невозможностью выиг­рать войну: в 1914 году он выступал в ее поддержку и требовал аннексий; всего два года спустя он активно участвует в бесчис­ленных зарубежных миссиях, пропагандируя мирные предло­жения, инициированные Ватиканом. Когда все попытки такого рода закончились неудачей, ничуть не напуганный этим Эрц­бергер, всегда бывший прагматиком, добровольно согласился на роль генеральского козла отпущения и, как уже было сказа­но, принял непосредственное и решающее участие в заклю­чении перемирия (ноябрь 1918 года) и Версальского мирного договора (июнь 1919 года). Пока консерваторам приходилось считаться с тщеславием Эрцбергера, чтобы пользоваться его изумительным искусством достижения паллиативных решений, однако в душе они с презрением относились к его растущим ап­петитам к решению насущных практических задач, тем более что теперь эти решения покушались на «национальную честь». Так Эрцбергер, не желая видеть последствий, добровольно и не без коварного политического расчета стал символической фи­гурой, воплощением всей массы так называемых ноябрьских преступников, которых немецкие реакционеры обвинили в на­несении Германии предательского удара в спину. После Версаля один из демократов предупредил его: «Сегодня мы еще нужда­емся в вас, но через несколько месяцев... мы от вас избавимся» (13). Это было зловещее предостережение, но Эрцбергер само­уверенно его проигнорировал.